Падение полумесяца (СИ)

Однако не показом единым! Гнедич принёс немало важных новостей прямиком из Стамбула, в том числе касающихся военных дел. Как раз о них и намеревался рассказать собравшимся. И начал с того, что в Стамбуле вот уже несколько дней царила настоящая паника. Чем вызванная? Многочисленными, очень неожиданными смертями, часть из которых однозначно определялась как отравление. Насчёт же другой можно было лишь подозревать. Командиры просто и янычарские, важные придворные из числа приближенных к султанской особе, духовные персоны, важные для империи торговцы. Над Стамбулом словно ангел пролетел… ангел смерти.

На самом же деле разгадка случившегося была проста — сработали заранее подведённые под «стены крепости» бочонки с порохом. И неважно, что взрывов как таковых не было, а смерть приняла обличье очаровательных хрупких женщин, проданных в гаремы османских вельмож как бы работорговцами, анна деле такими же как Мирко Гнедич. Да и не продажа это была, а спланированное внедрение будущих отравительниц, что должны были в нужный миг, получив приказы, подсыпать или подлить отраву — предоставленную из личных запасов Борджиа, что само по себе доказывало высочайшее качество ядов — своим как бы хозяевам, а при удаче и их гостям.

Так оно и случилось. Яды подействовали, причём некоторые быстро, а иные с достаточной задержкой, в зависимости от конкретного вида отравы. Сами же «Юдифи», как их назвали в Риме, исчезли не без помощи что Гнедича, что других людей Борджиа. засланных в пределы Османской империи. Рим снова показал, что всегда заботится о своих людях. Ценит их и готов на многое, чтобы сохранить их жизнь и здоровье. Даже тут, на «Возмездии» находилось более десятка таких женщин, лишь две из которых были подругами самого рыцаря-храмовника. К слову сказать, Гарсия де Лима из чистой любознательности поинтеерсовался, что тот намерен дальше делать с красавицами, что изображали его жён. И получил быстрый и уверенный ответ, что ничего по большому счёту не изменится. Просто одна станет женой законной, а вторая… вторая как бы открытой любовницей, но на деле такой же равноправной. Да и кто кем станет, он сам решать не станет, предпочтя использовать жребий, чтоб уж точно никаких возможных обид. Де Лима только и мог, что улыбнуться и пожелать Гнедичу удачи как в конкретно этом случае, так и в дальнейшей жизни. Впрочем… После всех тех изменений, которые уже произошли в Риме и Италии, он уже ничему не мог действительно сильно удивляться. Много изменений, да разных, глубоких, затрагивающих чуть ли не все стороны жизни подданных короля Чезаре I из рода Борджиа.

Сейчас же было важным другое. Заметно снизилась боеспособность войск, частично лишённых привычного командования. Страх новой череды смертей от яда. Зачастую весьма мучительных, также витал над Стамбулом и окрестностями. Очень хорошие условия для тех, кто собирался брать город штурмом. Предварительно устроив многодневный обстрел. И не только перечисленным единым, имелось и ещё кое-что, особо выделенное Гнедичем.

— Султан Баязид II не верит немалой части войск, его распря с сыновьями оказалась более опасной, чем он рассчитывал. Главная угроза султану — его сын Шехзаде Ахмет. Шехзаде Алемшах склонился перед своим братом и готов во всём ему помогать в обмен на обещания безопасности. Сейчас эти двое, поддерживаемые немалой частью духовенства и фанатиками, опьянёнными джихадом и опиумом, продвигались всё ближе и ближе к азиатской части Стамбула, что на восточном берегу Босфора. Расположение столицы османской империи сразу на двух берегах, иногда очень полезное, сейчас играло против Баязида II. Сразу с двух сторон против — сперва представляя слабость в хватке султана с мятежными сыновьями, а теперь делая положение главы Дома Османа совсем уж уязвимым против крестоносцев, чей флот прорвался в Мраморное море и господствовал в нём.

А вот султанские сыновья, Ахмет и покорившийся оному Алемшах, поняв всю опасность ситуации, отступали подальше, желая уже не захватить трон империи, а оказаться как можно дальше от по настоящему серьёзной угрозы, накатывающейся с моря. Фанатики же… Эти, не способные как следует мыслить, продолжали рваться вперёд, но направленные уже не на Баязида II, который как бы отшатнулся от идеалов джихада своей осторожностью и попыткой отравления своего сына Ахмета, эти идеалы всячески поддерживающего, а на крестоносцев, оказавшихся так близко от Стамбула.