Падение Римской империи

Победа при Адрианополе позволила готам перемещаться по Фракии, как им было угодно, оставшиеся месяцы 378 г. На следующий год, однако, даже несмотря на то, что империя более не имела полевых сил для ведения боев на Восточных Балканах, они сдвинули центр своих операций дальше к западу в Иллирик: объединенные силы готов продвинулись к северо-западу через Шипкинский перевал в Дакию и Верхнюю Мезию (см. карту № 6). Затем в 380 г. тервинги и грейтунги разделились, вероятно, потому, что вместе им было трудно прокормиться. Алатей и Сафракс двинулись дальше к северу в Паннонию, где, по-видимому, потерпели поражение от сил правителя Западной Римской империи Грациана. Тервинги под предводительством Фритигерна направились на юго-восток по Моравско-Вадарской дороге в Фессалоники и в провинции Македония и Фессалия. Они, похоже, извлекли урок из прежнего опыта, довольствуясь лишь умеренной данью с городов, периодически взимая «отступное», а не опустошали территории, чтобы затем двинуться дальше. Мы не знаем, сколько бы так могло продолжаться: в 381 г. силы Западной империи оттеснили готов обратно во Фракию (вероятнее, на этот раз они шли поЭгнациевой дороге, а не через сердце Балкан). И опять-таки именно во Фракии в конце концов в 382 г. был заключен мир.

Однако в итоге Римская империя после шести лет войны не могла похвалиться полной победой, хотя формальная церемония заключения мирного договора, состоявшаяся 3 октября 382 г., была обставлена как капитуляция готов. Фемистий вновь выступает в качестве свидетеля, и он не оставляет нам никаких поводов для сомнений: «Мы видели их вождей и предводителей, которые не устраивали зрелища из сдачи изорванного знамени, но отдали мечи и другое оружие, символизировавшее до сего дня их власть, и прижались к коленям властителя [императора Феодосия] ближе, чем Фетида, как о том рассказывает Гомер, прижалась к коленям Зевса, когда она молила его за своего сына^{180}, пока они не кивнули милостиво и не раздался голос, не возвещавший войну, но исполненный доброты, исполненный мира, исполненный благоволения и прощения грехов».

Однако даже при беглом взгляде на лексику Фемистия понятно, что заключенный договор отличался от соглашения, которое обычно следовало за победой римлян над предполагаемыми иммигрантами, проявившими враждебность. Слова «доброта», «благоволение», «прощение» вносят новую ноту, и разница имеет отнюдь не только риторический характер. Ибо за сдачей не последовали ни кровопролития в цирках, ни массовая продажа готов в рабство, ни распределение множества готских пленников в качестве подневольной рабочей силы в сельские хозяйства. Когда в 383 г. император захотел вновь уверить население Рима, что безопасность империи нерушима, в Колизее были перебиты сарматы, а не готы. Готы же убили римского императора, уничтожили римскую армию и прошли с огнем и мечом по главным трактам римских Балкан, опустошив их окрестности. В мире, где римский император считал себя в полном праве прийти в ярость, если посол «варваров» простирался перед ним без должного усердия, отсутствие мести, кары и показательных мероприятий в 382 г. являлось чем-то из ряда вон выходящим.

Опять-таки мы не знаем всего, что хотелось бы знать об условиях, насчет которых была достигнута договоренность. В некоторых важных аспектах они были совершенно оригинальны. Однако хотя римляне проявили поразительную щедрость в отношении готов, те не получили всего, что хотели. При Адрианополе в число мирных инициатив готов входило предложение сделать Фракию независимым королевством готов. Фритигерн, как мы видели, также вел дело к тому, чтобы Валент признал его в качестве предводителя всех готов-иммигрантов. Ничто из этого не осуществилось. Ни Фритигерн, ни Алатей, ни Сафракс не дожили до мирных переговоров. Может, они погибли в сражении; если же нет, то готы вполне могли свергнуть их и заплатить таким образом часть цены, за которую они купили себе мир. Я не вижу оснований утверждать противное. Империя нуждалась в символах победы, которые она могла бы предъявить налогоплательщикам, и выживание (и даже процветание) победителей при Адрианополе в этих условиях было полностью неприемлемо. Действительно, в течение следующих десяти лет или около того, продолжая проводить уже в пределах границы политику, широко применявшуюся к алеманнам за пределами Рейна (см. гл. III), римляне отказывались признать любого готского лидера, претендовавшего на власть надо всеми соплеменниками. Несомненно, тем самым они стремились разобщить готов. Готскому племени также не удалось получить Фракию в независимое владение. Целостность Фракии как единицы, принадлежавшей Римской империи и управлявшейся из центра, получила решительное подтверждение. Римляне отстроили приграничные укрепления и укомплектовали их живой силой там, где это требовалось; на территории возобновилось действие римского права и сбор налогов. В этом отношении требования готов встретили решительный отпор.