Падение Римской империи

«Однажды, когда он разбирал в сенате дела, ему сообщили, что из Азии прибыл философ Максим. Он выскочил, нарушая приличия, и забылся до такой степени, что быстро побежал далеко от крыльца ему навстречу, поцеловал, почтительно приветствовал и сам провел в собрание. Этим он выказал неуместную погоню за популярностью, позабыв прекрасное изречение Туллия [Цицерона], порицавшего таких людей: "Философы даже на тех книгах, которые они пишут о презрении к славе, сами подписывают свое имя и таким образом выражают желание, чтобы их называли по имени и хвалили там, где они выражают презрение к похвале и прославлению"» (XXII. 7. 3–4. Пер. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни).

Отступление от принятых формальностей, по мнению Аммиана Марцеллина, являлось здесь вполне осознанной манерой поведения. Но Юлиан был отнюдь не единственным, кто тяготился обременительными требованиями имперского этикета. Олимпиодор пишет, что «Констанций… сожалел о своем возвышении в императоры, ибо больше уже не имел свободы уйти и уехать куда-либо и тем способом, каким хотел, и не мог, будучи императором, наслаждаться приятным времяпрепровождением, к которому привык» (fr. 33). Это, несомненно, включало в себя и комические выходки шутов во время обеда, которые он прежде любил наблюдать. Быть императором означало не только отдавать приказы; император также должен был удовлетворять чаяниям (отвечать ожиданиям) подданных.

Но если внешне жизнь двора напоминала свободное скольжение роскошного лебедя по водной глади, то внутри его кипело соперничество. Учитывая, что империя была слишком велика для того, чтобы один человек самостоятельно держал ее под контролем, требовались помощники — следить за текущими делами. Пребывая на вершине могущества во время правления Гонория, сначала Стилихон, а затем Констанций контролировали назначения на высшие гражданские и военные должности. При продвижении людей по службе требовалось соблюдать баланс потребностей практики и политики. При хорошо продуманном распределении милостей можно было создать группу благодарных сторонников, что ограждало высокопоставленных лиц от потенциальных соперников. Вовремя же заметить последних было не так-то легко. Так, как мы видели, именно Стилихон возвысил Олимпия, который и погубил его.

Ареной, на которой разыгрывалась борьба за должности и влияние, был главный совет империи — императорский консисторий. Здесь император и высшие чины, гражданские и военные, собирались на регулярные заседания, и иногда там делалась большая политика. Как сообщает Аммиан, военачальник по имени Марцелл обвинил Юлиана в стремлении к императорским пурпуру и короне, а отчаянно храбрый префект претория Италии Евпраксий указал Валентиниану I, который отрицал издание им указа, допускавшего пытки сенаторов при разборе дел по обвинению в тайной магии, что император действительно поступил так (XXVIII. 1. 24–25). Но дела в консистории велись обычно с соблюдением детально разработанного этикета. Именно здесь все придворные сановники выстраивались в соответствии со своим рангом в парадных облачениях, чтобы принять иноземных послов. Именно здесь обычно происходила церемония adoratio — целования императорской одежды. В полном составе императорский совет чаще собирался для объявления о решениях, чем для дискуссий о них^{254}.

Многие серьезные политические дела и выработка тактики происходили вдали от пристальных взглядов посторонних на заседаниях совета в присутствии немногих доверенных сановников или в частных домах, где их не мог кто-либо видеть. Решение допустить готов на территорию империи в 376 г., например, было принято только после жарких споров Валента и его ближайших советников, на публике же, когда об этом решении объявляли на заседании консистория, все было представлено как результат истинного единодушия. Подобным образом Приск (fr. 11.1) сообщает, что когда потребовалось подкупить гуннского посла, чтобы тот убил своего властелина, восточноримский сановник пригласил его в частные покои после окончания официальных церемоний в консистории. На публике императорскому совету надлежало демонстрировать полное единодушие, но в менее официальной обстановке придворные всегда были готовы сцепиться друг с другом, распространялись самые различные слухи, друзей старались поддержать, врагов ниспровергнуть. В политической игре каждый прибегал к интригам, чтобы добиться влияния и удачно использовать его.