Падение Римской империи

Здесь стоит сделать отступление, чтобы поведать об одной истории, которая может показаться не совсем правдоподобной. Сокрушительного эффекта решающей победы над Гейзерихом, что само по себе вовсе не являлось чем-то невероятным^{435}, было трудно добиться. После воссоединения Италии и Северной Африки следовало ожидать, что Испания тоже примкнет к этому вновь появившемуся остову Западной империи. В отличие от коалиции вандалов и аланов свевы, которые оставались в Испании, отныне были не более чем сравнительно мелким раздражителем. Их могущество приходило в упадок или, напротив, возрастало в зависимости от того, сколько римских сил и средств отвлекал на себя полуостров в тот или иной период времени, поэтому нет никаких оснований думать, что свевы смогли бы противостоять крупномасштабному контрнаступлению имперских войск. После того как доходы, получаемые из Испании, вновь стали бы расти, появилась бы возможность осуществления серьезных перемен в Галлии. По крайней мере вестготов и бургундов можно было бы низвести до уровня гораздо меньших по размерам анклавов, лишив их части недавних приобретений, таких как Нарбонн и города в долине Роны. Аналогичным образом и неугомонных багаудов на севере можно было бы привести к покорности.

Восстановленный в таком виде Запад должен был выглядеть скорее как конфедерация, включавшая наделе автономные готскую и бургундскую сферы влияния, которые существовали рядом с областями под прямым римским управлением, нежели как единое централизованное государство, подобное империи образца IV в. Несмотря на это, Рим вновь стал бы доминирующей державой, причем стратегическая обстановка стабилизировалась бы на уровне, сопоставимом хотя бы с ситуацией 410-х гг., т. е. до потери Северной Африки, или даже лучше, поскольку тогда коалиция вандалов и аланов не получила бы свободы действий в Испании. Спустя еще 20 лет даже романизованные бритты, противостоявшие набегам саксов, смогли бы изменить ситуацию в лучшую сторону. Разумеется, это оптимистический сценарий. Вестготов оказалось невозможно сокрушить даже во времена Феодосия I и Алариха, когда империя располагала гораздо более значительными ресурсами, так что вестготы представляли собой едва ли разрешимую проблему. Как бы то ни было, в конце 460-х гг. в Галлии и Испании оставалось все еще немало ориентированных на Рим магнатов (как показала поездка Сидония в Италию для встречи с Антемием), которые с энтузиазмом встретили бы восстановление некоего подобия Западной империи. И с какой бы точки зрения на это ни посмотреть, возрождение Западной империи на основе воссоединения Италии, Северной Африки, большей части Испании и обширных областей Галлии выглядело заманчивой перспективой. Даже в 460-х гг. еще не все было потеряно: одна удачная кампания против вандалов могла бы разорвать порочный круг деградации и гарантировать Западной Римской империи активную политическую жизнь в обозримом будущем.

Разгром вандалов был бы наиболее удачным решением проблем, стоявших перед Западом, хотя бы на какое-то время. Единственной западноримской администрацией, продемонстрировавшей свою готовность к борьбе после убийства Аэция, стало правительство Майориана, который руководствовался именно такой стратегией. Если говорить о начале его царствования, то мы располагаем стихотворным панегириком, который был произнесен Сидонием в честь императора во время его пребывания в Лионе в 458 г. После обычных восхвалений, призванных доказать, что Майориан был наделен всеми качествами идеального императора, сюжетная линия обращается к Риму, персонифицированному в лице вооруженной богини, обозревающей свои владения. Все было в порядке до определенного момента^{436}:

«Внезапно Африка рухнула наземь в слезах, царапая свои смуглые щеки. Склонив голову, она сорвала с себя венок из хлебных колосьев, — тех самых колосьев, чье изобилие отныне стало ее проклятьем; начала она так: "Я, третья часть света, стала несчастной из-за счастья одного человека. Этот человек [Гейзерих], сын рабыни, в течение длительного времени был разбойником; он уничтожил наших законных землевладельцев и на многие дни простер свой варварский скипетр над моей землей; изгнавший всю нашу знать, этот пришелец не терпит ничего из того, что чуждо безрассудству"».

Этим монологом открывается многословный призыв к Риму очнуться от сна и навести в Африке порядок; Сидоний поместил сюда рассказ о военном прошлом Майориана, опять-таки с целью представить его как вполне компетентного государственного деятеля. Речь богини завершается отталкивающим описанием Гейзериха:

«Он погряз в праздности и благодаря несметным сокровищам более не помышляет о мече. Его щеки покрыла бледность; вследствие пьянства его поразило оцепенение, мертвенная вялость овладела им, а его чрево, отягощенное беспрестанным обжорством, не в состоянии освободиться от дурных ветров».