Падение Рипера

Когда я пригласил тебя на ужин, то собирался быть хорошим. Старался быть хорошим. Знаю, ты не поняла, почему я пригласил тебя на свидание и что это значит. Им нужно было убрать тебя с дороги, Мел. И это была моя работа – отвлечь тебя. И еще я пообещал Лондон, что не буду вешать тебе лапшу на уши, но она сама все время лгала нам, и я все гадал, значит ли это, что мое обещание больше не имеет значения.

Чертовски уверен, что так и есть.

Ты говорила, улыбалась и краснела. Мой член так напрягся, что чуть не сломался пополам, когда я попытался встать. Потребовалось все мое мужество, чтобы не бросить тебя на мой байк, и уехать с тобой ... Хочу связать тебя, войти в твою задницу и засунуть свой член тебе в глотку, пока ты не захлебнешься. Хочу, чтобы твои волосы были заплетены в маленькие косички, чтобы я мог крепко держаться за них, пока трахаю твое лицо. Хочу, чтобы ты плакала, кричала и отдавала мне все. Хочу, блядь, владеть тобой. Как тебе такая реальность, Мел? Тебе все еще нужен мой совет насчет мальчиков?

Я скоро вернусь домой. Ты должна бежать, пока еще можешь, Мел. Я сделаю тебя грязной, такой грязной, что ты никогда больше не будешь чистой. Заставлю тебя отплатить мне тяжелым способом. Ты думаешь, что ты уже взрослая, но это не так. Я могу многому тебя научить ... сделать с тобой. Господи, если бы ты только знала, ты бы никогда больше мне не написала.

Тебе надо переехать на Аляску.

Изменить свое имя.

Удачи, потому что я найду тебя и заберу с собой...

Ебаный ад.

Я уронил карандаш, удивляясь, почему решил, что это хорошая идея. Конечно же, я не собирался его посылать. Я бы послал ей какую-нибудь дружескую записку и сказал, что она должна встречаться и веселиться. Но какая-то часть меня думала, что запись моих настоящих мыслей может исправить мою одержимость. Вместо этого мой член стал как камень. Снова.

По‑прежнему.

Всегда.

Я начал рвать бумагу на тонкие полоски, потому что ни хрена не хотел, чтобы Фестер это прочитал. Он всегда рылся в нашем мусоре, как крыса. Паку тоже не нужно было видеть мое письмо. Он был моим братом, лучшим братом, которого я мог бы иметь, и он доказал это тысячью способов с тех пор, как нас арестовали, но черт побери, если ему нужно было знать, какой я подкаблучник.

Да ладно... Кого я обманываю?

Пак, наверное, сейчас смеялся бы над этим письмом до упаду.

Я схватил еще один листок бумаги, думая, что должен написать ей настоящее письмо. Поздравить ее с хорошими оценками, а затем предложить ей найти достойного парня. Но слова не шли с языка. Наверное, я был слишком занят мыслями об ее губах. Таких круглых и пухлых, созданных Богом специально, чтобы сосать член. Мой член. Точно по сигналу, он перешел от жесткого к болезненному, этот столб бетона в моих штанах, отчаянно нуждаясь в каком-то действии.

– Я нарисовал тебе картинку, – сказал Фестер со своей койки, одарив меня глупой улыбкой. Он поднял лист бумаги, исписанный ярко-оранжевым и красным мелком. Красный цвет был кровью, сочащейся из нарисованных им фигур-палочек. Я понятия не имел, что такое оранжевые спирали. Может быть, голоса в его голове?

Он любил говорить со мной о своем искусстве, как будто у нас было что-то общее. Иногда я почти видел, откуда оно идет. Страшная, блядь, мысль.

– Оставь моего брата в покое, – жестко сказал Фестеру Пак. Он уже лег, читая на ночь какую-то книгу по истории. Снайперы второй мировой войны – он любил это дерьмо. – Все равно скоро погаснет свет. Убери свои карандаши и иди спать, хуесос.