Было бы заблуждением думать, что дикий лес полон богатств, позволяющих набивать живот досыта. Даже в отсутствие волков и котов олени и лоси могут вымирать от голода. Шаренас Анкаду успела понять смысл сезонных охот отрицателей. Нужно добыть пищу, выкопать погреба, прокоптить и засолить мясо, сложить запасы. В этом привязанном к времени года мире одиночная семья напрягает все силы, любые связи становятся хрупкими и напряженными.
Стоны пустого желудка не утешить рассуждениями о знатности рода и чести. Покорившись примитивным нуждам, стоит забыть о гордости. Она горько вспоминала болтовню родственников, ностальгию по более простым дням, когда чистота означала глубокую пахоту или погоню за богатой дичью. Они твердили, будто кровь помнит прошлые жизни, и каждая была образцом добродетелей. Но время не обманешь. Благородное лицо с обагренными губами, стертые руки, грязь и заусеницы под ногтями, рваные меха и потрепанная куртка, отупелый стеклянный взгляд (как часто такое выражение принимают за спесь!) — все это не память прошлого, но день нынешний. Она сравнялась с жителями лесов, с изгоями в холмах и пещерах.
Нести им смерть — вот что было неизмеримым преступлением.
Она проходила мимо трупов. Узнавала некоторые лица, хотя смерть исказила привычные черты. Почти все стрелы вырезали из ран, наконечники забрали, лишь древки валялись рядом. За неровной линией убитых солдат начались другие, застигнутые в бегстве. Пути отчаянного спасения было легко предсказать.
Рота Халлида Беханна, приведенная сюда самой Шаренас.
Она услышала шум и повернулась.
Они подкрались незаметно и были в двух десятках шагов. Шаренас подбросила нож в руке, глядя на чужаков. Потом прищурилась.
— Шаренас Анкаду?
— Сомневаешься, кто стоит пред тобой? Не я ли наносила визит в ваше зимнее гнездышко? Не я ли ежилась под мехами в непрогретой келье, которую вы звали гостиной?
Женщина резко скривилась. — Если зажечь камин, комната быстро прогрелась бы.
Шаренас прищурилась. — Ах да. Это ты. — Указала острием ножа на тела вокруг. — Ищете старых друзей?
— Если и так, — отозвался Грип, — то ради совсем иной цели, чем вы.
— Лес недружелюбен.
— Полагаю, уже довольно давно, Шаренас Анкаду.
— Я дезертир. Убийца товарищей, офицеров и многих солдат. Они гнались за мной.
— Тут была битва, не засада, — подала голос женщина.
— Вдовцы, коим нечего было терять. Но привкус крови на языках вызвал нарастающую жажду.
— У них или у вас?
Шаренас покосилась на женщину. — Пелк. Прежде из свиты Урусандера. Тебе всегда было нечего сказать.
— Посылать солдат на бой и смерть — тут много слов не нужно, капитан. Сами знаете.
— Ты была наставницей. Мастером оружия.
— Я делала то, что нужно для армии. — Пелк подошла ближе, глаза озирали примерзшие к земле, скорченные трупы. — Делала всех вас сиротами и показывала титьки последней оставшейся матери. По имени Война.
Слова заставили Шаренас задрожать — впервые за много недель она поняла, как продрогла. — Я еще не решила вашу участь, так что не подходи. И осторожнее, я ныне волшебница.
— Обоссаться можно, — сказала Пелк. — Выглядите голодной. И грязной, и вонючей.
— Они охотились за вами? Что за рота? — спросил Грип Галас.
— Халлида Беханна. Если он не умер, жаль. — Шаренас помолчала. — Я готова была перерезать всех прямо в проклятых палатках, но пошла за Эстелой и ее бесполезным мужем. И за Серап Иссгин. Потом время вышло.
— И кто дал вам такое задание, капитан?