Падение титана, или Октябрьский конь

К большому сожалению, ветер погнал их вокруг «пятки» италийского «сапога» к Таренту. Если бы они пристали, как и планировали, к Брундизию, Цезарь мог бы легко увидеться с Марком Цицероном. А так пришлось приказать остальным следовать дальше по Аппиевой дороге, а самому в быстроходной двуколке ехать в Брундизий.

По счастливой случайности, не успели четыре мула пробежать несколько миль, как вдали показался паланкин, движущийся им навстречу. Цезарь радостно вскрикнул. Цицерон, это должен быть Цицерон! Кто еще может выбрать такое медленное средство передвижения по самой жаре в начале лета? Двуколка шла быстро, Цезарь соскочил на ходу, не дожидаясь, когда она остановится. Он подошел к паланкину и действительно увидел Цицерона, склонившегося над складным письменным столиком. Цицерон открыл в изумлении рот, громко вскрикнул и выбрался на дорогу.

— Цезарь!

— Пройдемся немного.

Два старых противника молча сделали несколько шагов по горячей дороге в намерении удалиться от посторонних ушей. Цезарь остановился, внимательно оглядел спутника. «Как он изменился! Не столько внешне (хотя и похудел, и стало больше морщин), сколько внутренне, что явственно видно по красивым умным карим глазам, делавшимся уже ревматическими. Вот еще один хотевший быть просто выдающимся консуляром, старейшим государственным деятелем, может быть, цензором, чье мнение непререкаемо для многих коллег. Но как и для меня, это уже невозможно. Слишком много воды утекло».

— Как ты? — спросил Цезарь и почувствовал комок в горле.

— Ужасно, — откровенно ответил Цицерон. — Я застрял в Брундизии на год. Теренция денег не присылала, Долабелла бросил Туллию, и бедняжка так разругалась с матерью, что прибежала ко мне. Она прихварывает и все еще любит Долабеллу, хотя я и не пойму почему.

— Поезжай в Рим, Марк. Фактически я очень хочу, чтобы ты вернулся в сенат. Мне нужна приличная оппозиция.

Цицерон возмутился.

— О, только не это! Все будут думать, что я тебе уступил.

Кровь бросилась в голову. Сжав губы, Цезарь сдержался.

— Не будем сейчас обсуждать это, Марк. Просто упакуй свои вещи и отвези Туллию туда, где климат поздоровее. Поживи на одной из своих красивых вилл. В Кампании, например. Напиши что-нибудь. Подумай. Наладь отношения с Теренцией.

— С Теренцией? С ней ничего не наладишь, — с горечью возразил Цицерон. — Поверишь ли, она грозится отдать на сторону все свои деньги, когда у нее есть и сын, и дочь!

— Собакам, кошкам или храму? — серьезно спросил Цезарь.

Цицерон быстро заговорил:

— Нет, в этом случае нужно иметь хоть какое-то сердце! Подозреваю, что ее выбор пал на людей, изучающих… э-э-э… «мудрость Востока» или что-то вроде этого. Тьфу!

— О боги! Она привержена культу Исиды?

— Теренция? Чтобы она позволила кнуту прикоснуться к ее спине? Никогда!

Они поговорили еще немного, так, о всяческих пустяках. Цезарь выложил Цицерону все, что знал об обоих Квинтах, удивляясь, что ни один из них пока еще не появился в Италии. Цицерон рассказал, что у Аттика и его жены Пилии все хорошо, их дочь очень быстро растет. Затем они коснулись ситуации в Риме, но Цицерон не хотел в нее слишком вдаваться.

— Какие неприятности у Долабеллы, кроме долгов? — наконец спросил Цезарь.

— Откуда мне знать? Я только слышал, что он связался с сыном Эзопа, очень дурно влияющим на него.

— Это сын трагического актера? Долабелла водится с низкосортной компанией?

— Эзоп, — с достоинством возразил Цицерон, — мой хороший друг. Дружки Долабеллы не низкого сорта, они просто плохие люди.

Цезарь сдался, возвратился к двуколке и продолжил путь в Рим.

Его кузен и хороший друг Луций Юлий Цезарь ожидал под Мизенами, на вилле Филиппа. Рим был уже в двух шагах. Будучи на семь лет старше Цезаря, Луций весьма походил на него и лицом, и сложением, и голубыми глазами. Только взгляд их был мягче, добрей.

— Ты знаешь, конечно, что Долабелла развил в этом году бурную деятельность? — спросил Луций, когда они удобно расположились для разговора. — Он ратует за списание всех долгов, но одна поразительно способная пара плебейских трибунов стойко ему противостоит.

— Знаю с тех пор, как выехал из Египта. Асиний Поллион и Луций Требеллий. Это мои люди.

— Очень хорошая пара! Каждый раз, рискуя жизнью, они не дают хода предложениям Долабеллы. Тот, используя тактику Публия Клодия, пытается запугать их. Организовал уличные банды, добавил к ним несколько бывших гладиаторов и стал терроризировать Форум. Но это не действует на Поллиона и Требеллия. Они продолжают налагать вето.

— А что Марк Антоний, мой заместитель? — спросил Цезарь.

— Антоний — дикарь, Гай. Ленивый, ненасытный, с дурными манерами, распущенный и много пьет.

— Я знаком с его нравами, Луций. Но я полагал, что, отрезвев на войне, он забудет о прежних привычках.