Падение титана, или Октябрьский конь

Во многом он и Марк Антоний были очень похожи: оба крупные, дородные, до приторности самовлюбленные и крикливые. Отличались они только одним: Долабелла был привлекательнее. Оба хронически нуждались в финансах, оба женились, чтобы их обрести: Антоний — на дочери богатого провинциала, а Долабелла — на Фабии, бывшей старшей весталке. Богатый провинциал умер во время эпидемии, а Фабия слишком долго была девственницей, чтобы стать хорошей женой. Оба по-быстрому развелись, но сделались богаче. Затем Антоний женился на Антонии, своей двоюродной сестре, дочери вечно мятущегося Антония Гибриды. Она, как и ее отец, славилась тем, что пытала своих рабов. Но вскоре Антоний выбил из нее эту привычку. А Долабелла женился во второй раз по любви — на Туллии, очаровательной дочери Цицерона. Он был действительно ею очарован. Разочарование пришло позже.

Но пока все шло вроде бы хорошо. Антоний служил старшим легатом у Цезаря, сначала руководил в Брундизии погрузкой армии на корабли, потом сражался в Македонии, в Греции. А Долабелла получил под руку флот на Адриатике, где его так разгромили, что Цезарь о нем тут же словно бы позабыл. Сказать по чести, у Долабеллы были не корабли, а лоханки, а республиканцы вывели в море либурнийские, лучшие в мире боевые суда. Но учел ли это Цезарь? Нет, не учел. Поэтому, пока Марк Антоний поднимался все выше, Публий Долабелла слонялся без дела.

Его положение становилось отчаянным. Состояние Фабии давно уже было растрачено, а поступления от Цицерона в счет приданого Туллии исчезали со скоростью падения капель в часах. В результате бурного (как у Антония, хотя и скромнее) образа жизни долги Долабеллы росли и росли. Ростовщики, которым тридцатишестилетний повеса задолжал миллионы, стали так настойчиво и неприятно требовать погашения векселей, что он едва смел показываться в приличных местах.

Затем, приблизительно в то время, когда Цезарь, пребывая в Египте, словно бы исчез с лица земли, Долабелла нашел ответ, как избавиться от своих бед. Собственно, здесь не было ничего кардинально нового. Он просто возьмет пример с Публия Клодия, основателя лучшего римского клуба, и постарается стать плебейским трибуном. Правда, патрициям баллотироваться на эту должность нельзя. Но ведь Клодий обошел этот запрет, добившись, чтобы его усыновил кто-то там из плебеев. Долабелла тоже нашел женщину по имени Ливия и уговорил ее усыновить его. После чего, как полноправный плебей, пошел регистрировать свою кандидатуру.

Добиваясь этой должности, Долабелла отнюдь не хотел прославиться на политическом поприще. Он хотел одного — провести закон о списании всех долгов. При наступившем кризисе это не выглядело презренным преследованием своих шкурных интересов. Стонущий под гнетом лишений, которые всегда приносила гражданская война, Рим просто ломился от обнищавших дельцов и компаний, жаждущих найти выход из положения, не влекущий за собой выплату денег. И это стало предвыборным лозунгом Долабеллы: «Долой все долги!» В результате он возглавил список победивших на выборах, и ему выдали полагающийся мандат.

Но он не принял во внимание двух других плебейских трибунов, Гая Асиния Поллиона и Луция Требеллия, которые имели наглость наложить вето на его законопроект на первом же собрании, которое он созвал для его обсуждения. Собрание за собранием Поллион и Требеллий упорно налагали вето.

Долабелла порылся в памяти, опять вспомнил Клодия и вывел на улицы банды хулиганов. Затем по Римскому Форуму прокатилась волна бесчинств, призванная вынудить Поллиона и Требеллия отправиться в добровольную ссылку. Но это не сработало. Они остались на Форуме, они остались на ростре, они не сдались. Вето, вето, вето. И никакого аннулирования долгов.

Наступил март, а патовая ситуация все тянулась. До сих пор Долабелла держал своих уличных громил под контролем, но было ясно, что надо бы отпустить поводок. Зная Антония, Долабелла хорошо понимал, что у того долгов еще больше. Следовательно, и ему очень нужен этот злосчастный закон.

— Но дело в том, мой дорогой Антоний, что я не могу заставить моих ребят поднять серьезную бучу, пока заместитель диктатора находится в Риме, — объявил Долабелла после распития пары ведер вина.

Курчавая рыжая голова Антония опустилась. Он громко рыгнул и ухмыльнулся.

— Долабелла, легионы вокруг Капуи и впрямь неспокойны, поэтому я действительно должен поехать туда и разобраться, в чем, собственно, дело. — Он вытянул губы, прижал их к кончику носа. Эта гримаса давалась ему легко. — И ситуация может показаться мне настолько серьезной, что я там застряну на… хм… то время, какое тебе понадобится, чтобы провести свой закон.