Падение титана, или Октябрьский конь

— Отцу ее удалось скрыть могильное золото, которое он нашел на острове Кефалления, и это очень скрасило его вторую ссылку. Антоний потратил ее приданое в двести талантов, но я уверен, старый Гибрида будет счастлив выделить ей еще двести талантов, если ты вызволишь его из ссылки. Я знаю, он отвратителен, я очень хорошо помню твою борьбу с ним в суде, но это способ обеспечить будущее его дочери. Она не найдет нового мужа. К тому же у нее больной ребенок.

— Я отзову Гибриду, как только вернусь из Африки. Что значит еще один прощенный, когда я собираюсь вернуть всех, кого сослал Сулла?

— И Веррес вернется? — спросил Луций.

— Никогда! — с яростью выкрикнул Цезарь. — Нет, нет и нет!

Наказанным легионам заплатили и постепенно вывезли их из Неаполя и Путеол на Сицилию — в главный лагерь у Лилибея — для дальнейшей отправки в провинцию Африка.

Никто, включая обоих консулов, даже и не пытался спросить себя, почему или на каком основании обычный во всех отношениях римлянин ведет себя как главнокомандующий, стягивая римские войска в кулак, чтобы сокрушить республиканцев. Со временем все разъяснится, как это было и до сих пор. В конце ноября Цезарь назначил выборы очередных магистратов и, милостиво удовлетворяя многочисленные просьбы сторонников, решил тоже принять в них участие в качестве кандидата на главную должность. Когда его спросили, кого бы он хотел видеть своим помощником, ответ был — Марк Эмилий Лепид, старый испытанный друг и коллега.

— Надеюсь, ты понимаешь, что от тебя потребуется, Лепид, — сказал он этому достойному человеку, после того как они под приветственные крики толпы вышли из избирательной палатки Ватиния.

— Думаю, да, — ответил Лепид, отнюдь не смущенный такой прямотой.

Консульство ему было обещано. Обещание выполнялось. В первый день нового года он займет второй в Риме пост.

— Тогда расскажи мне что.

— Я должен в твое отсутствие сохранять в Риме и Италии мир, выполнять программу законотворчества, стараться ничем не задевать всадников и не мешать им в делах, продолжать в соответствии с твоими критериями пополнять сенат и зорко следить за Марком Антонием. А также за его окружением, от Попликолы до его нового приятеля Луция Тиллия Кимбра, — перечислил Лепид.

— Ты умница, Лепид!

— Ты снова хочешь стать диктатором, Цезарь?

— Нет, но может так выйти, что это будет необходимо. Если такое произойдет, готов ли ты быть моим заместителем? — спросил Цезарь.

— Конечно. Уж лучше я, чем кто-либо другой. Да и в армии мне всегда было неуютно.

4

Брут вернулся домой в начале декабря, после того как Цезарь уехал в Кампанию, чтобы закончить отправку войск. Мать печально смерила сына взглядом.

— Перемен к лучшему в тебе нет, — вынесла она приговор.

— А я думаю, есть, — возразил Брут, не садясь. — Последние два года меня многому научили.

— Я слышала, ты бросил свой меч в Фарсале и спрятался.

— Если бы я не бросил его, вряд ли бы мы сейчас свиделись. Что, об этой истории уже знает весь Рим?

— Брут, ты чуть было не накинулся на меня! Говоря «весь Рим», кого, собственно, ты имеешь в виду?

— Я имею в виду весь Рим.

— И Порцию в частности?

— Она твоя племянница, мама. Почему ты так ее ненавидишь?

— Потому что, как и ее отец, она — потомок рабыни.

— Ты забыла добавить: и тускуланского крестьянина.

— Я слышала, ты скоро станешь понтификом.

— О, значит, Цезарь тут был? Вы не возобновили роман?

— Брут, не груби мне!

Значит, Цезарь не захотел ее, подумал Брут, уходя. Из гостиной матери он пошел в комнаты Клавдии. Дочь Аппия Клавдия Пульхра стала его женой семь лет назад, вскоре после смерти Юлии. Но этот союз доставил ему мало радости. Бруту время от времени удавалось выполнять супружеские обязанности, но без всякого удовольствия. И что хуже, без тени симпатии, не говоря уже о какой-то любви. Он ложился с ней не столь часто, чтобы она зачала, и это весьма ее удручало. Она очень хотела детей. Простодушная, добрая, миловидная. Но детьми с завидной регулярностью обзаводились ее многочисленные подруги, и она старалась навещать их почаще. А дома почти не выходила из своих комнат, часами склоняясь над ткацким станком. К счастью, у нее не было никакого желания вести хозяйство. Сервилия всегда всем тут заправляла, и пусть все идет, как идет, хотя она только мать, а не супруга хозяина дома.

Брут клюнул Клавдию в щеку, улыбнулся рассеянно и пошел дальше — искать своих домашних философов Стратона Эпирского и Волумния. Наконец-то два приятных лица! Они были с ним в Киликии, но он отослал их домой, когда присоединился к Помпею. Дяде Катону могло бы понравиться, если бы он взял философов на войну, но Брут не решился. Как и Волумний и Стратон из Эпира, Брут был академик, не стоик.

— Консул Кален хочет видеть тебя, — сказал Волумний.

— Зачем бы?

— Марк Брут, садись! — радостно воскликнул Кален, увидев его. — Я уже беспокоился, что ты не вернешься вовремя.

— Вовремя для чего, Квинт Кален?

— Конечно же, для того, чтобы приступить к своим новым обязанностям.

— Новым обязанностям?