Падение титана, или Октябрьский конь

У него не было времени, чтобы подготовиться к смерти, но он сделал, что мог. Оставил письма бедному разоренному сыну, Статиллу и Цезарю. Оставил некоторые суммы денег для Луция Гратидия и управляющего Прогнанта, все еще безжизненного. И не оставил ни слова Марции, своей жене.

Когда Цезарь на Двупалом, гнедой круп которого покрывал тщательно уложенный алый генеральский плащ, въехал на главную площадь, прах был уже собран, а костер представлял собой черную ароматную кучу, окруженную молча смотревшими на нее людьми.

— Что это? — спросил Цезарь, покрываясь мурашками.

— Погребальный костер Марка Порция Катона Утического! — пронзительно крикнул Статилл.

Глаза стали холодными, жуткими, нечеловеческими. С каменным лицом Цезарь спешился. Плащ красивыми складками свисал с его плеч. Да, решили жители Утики, так и должен выглядеть победитель.

— Где его дом? — спросил он Статилла.

Тот повел его к дому.

— Его сын здесь? — спросил Цезарь.

Кальвин вошел вслед за ним.

— Да, Цезарь, но он очень переживает.

— Самоубийство, конечно. Расскажи мне.

— А что говорить? — спросил Статилл, пожимая плечами. — Ты же знаешь Марка Катона, Цезарь. Он ни за что не подчинился бы тирану, даже и милосердному.

Он полез в рукав своей черной туники и вытащил тонкий свиток.

— Это оставлено для тебя.

Цезарь взял свиток, проверил печать — колпак свободы со словами «М ПОРЦ КАТОН» вокруг него. В письме — ни единого упоминания о борьбе, которую Катон вел против того, что считал тиранией. Подчеркнуто лишь, что его прабабка была дочерью рабыни.

Я отказываюсь быть обязанным своей жизнью тирану, человеку, который издевается над законом, прощая других людей, словно закон дает ему право быть их хозяином. Закон этого права ему не дает.

Кальвин сгорал от желания прочесть письмо. Он уже отчаялся получить этот шанс. Сильные, длинные тонкие пальцы смяли записку, отбросили. Цезарь посмотрел на них так, словно они принадлежали кому-то другому, и издал звук, не похожий ни на рычание, ни на вздох.

— Я не хотел, чтобы ты умер, Катон, как ты не захотел сохранить для меня свою жизнь, — сказал он резко.

Вошел молодой Катон, едва шевеля ногами, поддерживаемый двумя слугами.

— Разве ты не мог убедить своего отца подождать хотя бы до моего приезда, чтобы поговорить со мной?

— Ты знаешь Катона намного лучше, чем я, Цезарь, — ответил молодой человек. — Он умер, как и жил, — очень трудно.

— Что ты будешь делать теперь, когда твой отец мертв? Ты знаешь, что все его имущество конфисковано.

— Попрошу у тебя прощения и буду как-то продолжать жить. Я не похож на отца.

— Ты прощен, как и его простили бы, будь он жив.

— Можно попросить тебя об одолжении, Цезарь?

— Да, конечно.

— Можно Статиллу поехать в Италию вместе со мной? Отец оставил ему немного денег, чтобы он мог добраться до Марка Брута, который примет его.

— Марк Брут в Италийской Галлии. Статилл может присоединиться к нему.

Так-то вот. Цезарь резко повернулся и вышел. Кальвин за ним — после того как поднял записку и разгладил. Архивная ценность.

Оказавшись на улице, Цезарь отбросил мрачное настроение, словно его не было и в помине.

— Ничего другого я от Катона и не ожидал, — сказал он. — Самый непримиримый мой враг, он всегда ставил меня в тупик.

— Абсолютный фанатик. Подозреваю, что от рождения. Он никогда не понимал разницы между жизнью и философией.

Цезарь засмеялся.

— Разницы? Нет, дорогой мой Кальвин, не разницы, нет. Катон никогда не понимал жизни. Философия была его способом справиться с тем, чего он не мог понять. Философия диктовала ему, как себя вести. То, что он решил стать стоиком, соответствовало его натуре. Очищение через самоотречение.

— Бедная Марция! Ужасный удар.

— Подлинным ужасом была ее любовь к Катону, который совсем не желал, чтобы его кто-то любил.

3

Из высшего командования республиканцев только Тит Лабиен, оба Помпея и губернатор Аттий Вар достигли Испании.

Причина — Публий Ситтий, работавший на Бокха и Богуда, царей обеих Мавретаний. Узнав о победе Цезаря и падении Тапса, он тут же послал свой флот патрулировать море, а сам вторгся в Нумидию с суши.

Метелл Сципион и Луций Манлий Торкват плыли вдоль африканского побережья. Гней и Секст решили уйти в открытое море и запастись провиантом на Балеарских островах. Лабиен примкнул к ним, во-первых, не доверяя Метеллу Сципиону, а во-вторых, ненавидя его.

Флот Публия Ситтия встретился с жмущимися к побережью судами и атаковал их с такой силой, что захват был неминуем. Подобно Катону, Метелл Сципион и Торкват решили, что лучше самоубийство, чем унижение перед врагом.

Нумидийская легкая конница не могла противостоять Ситтию, который смял ее и безжалостно прошелся по царству Юбы.