Падение Тициана. Эра бессмертных

— Калеб, я закончил с документами. Нам пора убираться отсюда.

— Я остаюсь, Генри, — монотонно, практически мгновенно ответил Хейз.

Бейкера явно застал врасплох такой поворот событий, и он тут же отдал приказ своей охране оставить их наедине. Спустя мгновение все солдаты покинули помещение. Сделав несколько шагов навстречу верховному легату, Генри приблизился к нему практически вплотную.

— Какого черта, Калеб? Я не дам тебе такого выбора! У нас война в самом разгаре, надо уносить отсюда ноги, пока Айки не прорвались в комплекс.

— Знаешь, что это, Генри? — Хейз начал было задавать привычный уже вопрос, протягивая небольшое устройство своему собеседнику, но тот, предвидя дальнейшую дискуссию, поспешил его прервать:

— Да! Да, я знаю, это деси-хелпер! Мы уже обсуждали это, уймись, он просто не работает!

— Он работает, Генри, — спокойным рассудительным голосом продолжал Хейз. — Я всегда знал, что поступаю неправильно. Каждое из принятых мною решений было ошибочным. Я доверял статистике, анализу, но в глубине души всегда знал правду.

— Уймись! У тебя нет души! — едва ли не криком реагировал Бейкер. Но Калеб продолжал:

— Мы уничтожили Цитадель, затем флот. Предали совет, а теперь истребляем собственный народ в заведомо проигрышной битве. Если бы вместо моих суждений мы просто подкидывали монету, результат был бы минимум в два раза лучше. Я просто монета, Генри. Монета со сбитым центром тяжести.

— Иди к черту! Ты не монета, Калеб! Ей-богу, у меня нет времени на твои приступы, нам надо убираться! — Бейкер раздраженно взывал к другу.

— Ты предлагаешь мне уйти? — с легким замешательством переспросил Калеб.

— Да! Именно это я тебе и предлагаю! Причем немедленно! — Генри, почувствовав подвижки в общении, с облегчением подтвердил своё намерение.

— В таком случае вынужден отказаться. Решение уйти ошибочно. Я остаюсь, — с последней фразой Калеб поднял в руке деси-хелпер и, едва касаясь его, провел пальцем. Яркий зеленый цвет символичным свечением поставил жирную точку в обуявшем их споре. Хейз неспешно повернулся спиной к другу и вновь устремил свой взгляд вдаль. Бейкер, глубоко вздохнув, с грустью в голосе произнес:

— Прощай, друг, — и в ту же секунду направился в сторону выхода, но внезапный оклик Калеба заставил его тотчас же остановиться:

— Генри! — вскрикнул он голосом, подобно разряду грозовой молнии, и тут же, не дав шанса на ответ, продолжил: — Двадцать семь.

Бейкер замер словно вкопанный, будто бы каким-то магическим образом понимая, о чем говорят эти цифры. Но всё же, надеясь на обратное, слегка дрожащим голосом переспросил:

— Что? Что ты там бормочешь?

Калеб продолжил всё так же безэмоционально и безучастно:

— Двадцать семь жизней. Именно столько людей ты наделил даром бессмертия за время работы в совете. Я просмотрел каждое дело, каждое заседание, но лишь в этих случаях твой голос был решающим. Ты мог одним словом лишить их того, что считаешь привилегией исключительно чистых кровей — урожденных бессмертных. Так почему же ты этого не сделал? Почему твоя ненависть к смертному роду, столь жестокому и неисправимому, не взяла верх?

— Я… Я не знаю, Калеб, — Генри явно смутился, словно очутившись на месте ребенка, судорожно ищущего себе оправдания в глазах непреклонного родителя. — Не знаю, наверно, была какая-то выгода. Какая разница? Мне правда пора идти…

Не успел он закончить фразу, как разящий голос Калеба вновь прервал его на полуслове:

— Удивительно, но подавляющее большинство из них — женщины. Старые, молодые, но все как одна с тяжелой, порой даже трагичной судьбой.

Бейкер молча стоял, слушая рассказ верховного легата, смиренно понимая бесполезность каких-либо комментариев. Калеб продолжал:

— Словно они напоминали тебе кого-то. Возможно, Роуз?

Генри стоял молча, не в силах произнести ни слова. На его сдержанном лице читалась боль горестных воспоминаний, а глаза сверкали блеском проступивших слез. Голос Калеба не стихал:

— Она была в тот вечер вместе с тобой. Твой двадцать первый день рождения. Ночь кровопролития и твоего прозрения. Она была там. Та, кого ты так сильно и беззаветно любил, не удостоилась даже секундного упоминания в твоем пересказе той роковой ночи… Ты говоришь, что тебя спас страж, но их служба тогда ещё только зарождалась и уж точно не работала на частных бизнесменов. Мне жаль, но всё указывает на то, что ты соврал мне, Генри.