Председатель. — Может быть, вы припомните. Письмо, посланное в Царское Село на имя Вырубовой, напечатано в «Вечернем Времени», не в «Новом Времени», а в «Вечернем»?
Мануйлов. — К какому времени это относится?
Председатель. — Сейчас я этого не могу сказать. Надо навести справку.
Мануйлов. — Нет, не помню. Я не имею никакого касательства.
Председатель. — Скажите, как сложились ваши отношения с Протопоповым после убийства Распутина?
Мануйлов. — Я не видел Протопопова по выходе из предварительного заключения. Я с ним ни разу не виделся, а только раз по телефону говорил с ним. Дело в том, что тогда как раз разыскивались убийцы, и еще не было выяснено все дело Распутина, т.-е. при каких обстоятельствах. Вот была у меня опять-таки Вырубова и говорит, что она видела одно лицо, пользующееся доверием, которое удостоверяет, — лицо, чуть ли не принадлежащее к судебному ведомству, как она сказала, — которое удостоверяет, что будто бы Распутин жив и они его держат, как заложника. Это сведение мне показалось интересным, и я тогда позвонил к Протопопову и сообщил ему это сведение. Я ему позвонил единственный раз, когда был этот разговор, и он сказал, что не верит.
Председатель. — А какое письмо вы писали Протопопову после убийства Распутина?
Мануйлов. — Никакого письма я не писал. Я писал относительно дела моего личного, которое должно было появиться в суде. Я просил, так как в печати писали невероятные вещи, и против меня подготовлялось общественное мнение, сочиняли, бог знает что, и я просил нельзя ли, чтобы не печатали таких вещей. Вот какого рода письмо.
Председатель. — Вы имеете какое-нибудь отношение к Ярославлю, или имели в прошлом?
Мануйлов. — Не был никогда.
Председатель. — Вы там не служили никогда?
Мануйлов. — Никогда. Вы думаете про мои отношения со Штюрмером? Нет. Я со Штюрмером познакомился, когда он был директором департамента общих дел.
Председатель. — Это действительно вам совершенно ясно? Вы категорически можете сказать?
Мануйлов. — Категорически.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, вот что. Не происходили ли свидания Распутина со Штюрмером еще в одном месте, на квартире лица вам довольно близкого?
Мануйлов. — Да, это было один раз. Это было на третий день его назначения. Дело в том, что Распутин тогда у меня на квартире еще не бывал.
Председатель. — Вы просто не хотели этого?
Мануйлов. — Не хотел. Тогда Штюрмер говорит: «Нужно видеть непременно Распутина, где бы можно было его видеть?» Я говорю: «Есть одно место, там никого не бывает. Если хотите, приезжайте». И он приехал на Бассейную, 36.
Председатель. — Эта квартира Лерма.
Мануйлов. — Да. Это единственный раз. Это было через три дня после назначения.
Смиттен. — Вы присутствовали при этом свидании?
Мануйлов. — Я был в другой комнате.
Председатель. — Была квартира предоставлена, а лица, которому принадлежала эта квартира, не было?
Мануйлов. — Нет, не было. Он, когда прощались, расцеловался с Распутиным.
Председатель. — Штюрмер?
Мануйлов. — Да, я был в столовой.
Смиттен. — Скажите, в то время наблюдение за Распутиным, филерское, производилось уже?
Мануйлов. — Да, я думаю.
Смиттен. — Так что посещение квартиры Лерма должно быть филерами зафиксировано?
Мануйлов. — Да.
Смиттен. — Кем велось наблюдение? Охранным отделением?
Мануйлов. — Нет, Комиссаровым, т.-е. его так называемым летучим отрядом.
Председатель. — Теперь расскажите о предположениях Штюрмера создать в Петрограде бюро заграничной агентуры с вами во главе. Вот этот инцидент нам хотелось бы осветить.
Мануйлов. — Нет, это не так. Я вам скажу сейчас. Дело в том, что заграничная агентура, в то время, как, по крайней мере, говорил Штюрмер, не давала никаких сведений, а расходовались очень большие деньги. Как-то раз я был у него, кажется, незадолго до его назначения министром внутренних дел. Я ему говорю: «Обратите ваше внимание на то, что расходуются колоссальные деньги, и теперь совсем не по тому пути идет агентура. Агентура заграничная должна быть направлена на борьбу с шпионажем и с врагами государства».
Председатель. — Это была ваша мысль?
