— Герасимов в розыскном отношении был крупной величиной, а Карпов был человек, сравнительно, очень скромный, так что, заступив его место, он сразу оказался в трудном положении: все привыкли к властному человеку, а тут оказался человек, с одной стороны, очень покладистый, а с другой, — не видный. Ему было довольно трудно в охранном отделении. Я не слыхал ни от самого Карпова, ни от Герасимова, чтобы у них отношения были натянутые или дурные. Здесь переходящую роль играл Доброскок. Этот Доброскок, сколько я помню, имел конспиративные свидания с Петровым в одной из гостиниц или небольших ресторанов. Это обстоятельство остановило мое внимание; с какой же стати, Герасимов теперь не ведет Петрова? Петров ходит на свидания к Карпову, а между тем, Доброскок имеет свидания с Петровым.
Председатель.
— А Доброскок и Герасимов тесно связаны?
Виссарионов.
— Он работал с ним.
Председатель.
— И остался с ним в личных отношениях?
Виссарионов.
— Остался в охранном отделении. Затем Петров говорил, что Герасимов тоже имел свидания. Сколько я помню, я это записывал в объяснениях, потому что это на меня произвело такое впечатление; приехав оттуда довольно поздно, прямо к Курлову, я там застал директора департамента Зуева. Затем там находился заведывающий особым отделом Климович, прокурор палаты Корсак и товарищ прокурора окружного суда Васильев. Когда я прочитал все, что было написано в протоколе, то поднялся вопрос, и обсуждалось, что же предпринять. Я высказывался за то, чтобы произвести предварительное следствие или, по крайней мере, подробное дознание через кого-нибудь из генералов, состоящих при министерстве внутренних дел; но я нашел поддержку в лице одного полковника Климовича. Находили, что никаких признаков преступления в том, что записано в протоколе, нет, и производить расследование нечего.
Председатель.
— Так это дело ничем и не кончилось? Стало быть указание человека, который на вас произвел впечатление искреннее и серьезное, не было проверено?
Виссарионов.
— Да.
Председатель.
— Зато человек, который показал, был судим военным судом и через несколько дней повешен?
Виссарионов.
— Да.
Иванов.
— А Доброскока вы тоже допрашивали по этому делу?
Виссарионов.
— Да, вместе с полковником Ереминым.
Иванов.
— Петров подтвердил, что Доброскок тоже подговаривал его на это?
Виссарионов.
— Нет.
Иванов.
— Вы не помните этого или этого не было?
Виссарионов.
— Все, что говорил Петров, записано мною в протоколе, и он его подписал. О Доброскоке мне память изменила.
Председатель.
— Скажите, что он вам говорил о том, почему он убил Карпова? Он говорил только, что он убил его по подговору, через Доброскока или Герасимова, и более ничего?
Виссарионов.
— Сколько я помню, не убил ли он Карпова для того, чтобы реабилитировать себя в глазах партии; кажется, он так говорил.
Председатель.
— Совершенно верно.
Виссарионов.
— Вообще я еще раз должен повторить, что на меня он произвел впечатление глубоко несчастного и, видимо, хорошего человека.
Иванов.
— Скажите, пожалуйста, вы принимали участие в междуведомственной комиссии с гос. контролем в ревизии союза городов на фронте?
Виссарионов.
— Да.
Иванов.
— Кем были назначены?
Виссарионов.
— Министром. Если не ошибаюсь, А. А. Хвостовым или Штюрмером.
Председатель.
— Вы служили, в качестве члена совета по делам печати, затем вы были членом совета министерства внутренних дел; наконец, вам за вашу продолжительную службу в департаменте, много раз, вероятно, приходилось пользоваться перлюстрированными письмами. Ведь вы знаете, что у вас в департаменте был даже особый отдел, где фотографировался целый ряд писем?
Виссарионов.
— Да.
Председатель.
— Вы пользовались этими письмами, читали их?
Виссарионов.
— Департамент?
Председатель.
— Да.
Виссарионов.
— Порядок был такой, что письма шли непосредственно к министру. От министра они переходили, через директора, в особый отдел; затем те письма, которые останавливали на себе внимание, пересылались в отделение.
Председатель.
— В том числе, проходили и через ваши руки?
Виссарионов.
— Я их видел.
Председатель.
— Вы их видели, читали, пользовались ими для вашей работы. Скажите, на каком законе основывалась эта перлюстрация писем, задерживание писем, копирование их и даже фотографирование?
Виссарионов.
— Это делалось в интересах государственного розыска.
Председатель.
— Ведь вы и ваши сотрудники признавали, что интересы государственного розыска должны быть в некотором соответствии с законом? Как мы знаем, такого закона, который бы позволял вам перлюстрировать письма и в таких размерах пользоваться перлюстрацией и нарушать тайну корреспонденции, в своде русских законов нет.