— Да, из Австро-Венгрии. Вознаграждение по условиям неограниченное. На той же почве и пререкания с полтавским губернатором.
Председатель.
— Простите, генерал, давайте к Сухомлинову вернемся.
Иванов.
— К нему и будет. Губернатором был граф Муравьев. Когда я приехал в первый раз, впечатление относительно расквартирования войск у меня было отчаянное. Я не говорю: казармы, это прямо конуры какие-то. В одной казарме чуть вода не протекала. Стена такая, что я шашкой расковырнул почти насквозь.
Преседатель.
— Это когда?
Иванов.
— В 1910–1911 г.г. Дошло это до главного управления по делам местного хозяйства. Приезжал Гербель. Он удивился, что войска оставили казарму в чистом виде и стекла не выбили.
Председатель.
— Это было при Сухомлинове?
Иванов.
— Да, при Сухомлинове. Гербель даже удивился, что в таком положении оставалась казарма: «Я читал вашу жалобу на то, что скверно, но что так скверно, я не думал». И вот губернатор гр. Муравьев обращается к Сухомлинову. Мне даже была привезена копия письма. Известно было, что он обращался к Сухомлинову и к Дедюлину. Копия письма начиналась так: «Милостивый государь Владимир Александрович», Сухомлинова звали Владимир Александрович и Дедюлина — Владимир Александрович, и как принято у военных, не было написано сбоку, кому. Это была жалоба о том, что генерал Иванов невозможные вещи делает. Я просил Муравьева поехать со мной, но он всегда отказывался. Холера в 1910 году начиналась, и было донесено, что 4 случая холеры было. И вот мне этот адъютант, ведавший разведку, привез сведения, что передают, будто гр. Муравьев обращался к военному министру, и тот ему посоветовал отправиться к государю, и ответ для гр. Муравьева был неблагоприятный.
Председатель.
— Значит, вы узнаете через Вену?
Иванов.
— По дороге в Вену читалось. Другой раз то же самое по поводу Полтавы. Приезжает он ко мне и говорит, что в Полтаву командируется целая следственная комиссия для проверки 9-й артиллерийской бригады, потому что военному министру доложено, что она не готова к бою. Это было в 1912 или 1913 году, точно так же, через евреев, в Вену. Я не поверил. Можете себе представить, — приезжают: генерал Похвиснев, помощник военного прокурора и судебный следователь.
Председатель.
— Откуда делается вывод к Сухомлинову или к окружающим Сухомлинова?
Иванов.
— Относительно Сухомлинова сказано было только, что сказал Муравьев Сухомлинову и что от государя ответ неблагоприятный.
Председатель.
— Позвольте здесь поставить точку и вернуть ваше внимание к вопросу, на который я не получил ответа. Генерал, значит, вы устранены потому, как вы сами себе представляете, что немецкая партия это вам устроила; ну, а Распутин здесь при чем?
Иванов.
— Я думал, что это из-за пререканий с генералом Алексеевым. Когда я приехал 31 марта 1916 г. в ставку, он мне говорит: «Вы думаете, что в вашем уходе какая-нибудь моя интрига, — могу прямо сказать, что никакой интриги». Я говорю: «Мы с вами разошлись, так как я вам часто возражал резко». В особенности это было с продовольственным вопросом, который касался периода Наумова и Трепова, я тогда резко выступал. А он говорит: «Нет, я вам должен сказать, что большая интрига шла в Петрограде», и называет Распутина и прибавляет слово «каналья», Вырубову, ей не помню какой дал эпитет, потом называет императрицу, Андроникова, Рубинштейна, Мануса и еще какие-то две-три «жидовские» фамилии, которых я не помню.
Председатель.
— Значит, ген. Алексеев, называя эти имена, сказал «немецкая партия»?
Иванов.
— Нет, он этого не сказал. Я вам говорю, что Распутин. Меня раньше предупреждали, что там была немецкая партия, но я сейчас фамилии не позволю себе назвать. Вероятно, Сухомлинов был мной недоволен. Вообще, в военном ведомстве у нас были пререкания.
Председатель.
— Значит, вам стало ясно, откуда идет интрига?
Иванов.
— Я думаю, что это мои сослуживцы и подчиненные, и, если вы скажете, что они действовали на Распутина при помощи своих жен, — я отрицать не буду, но назвать их себе не позволю.
Председатель.
— Вы передали несколько очень важных разговоров: беседу с бывшим государем и с бывшей императрицей. Может быть, вы еще что-нибудь припомните? Очень важная эта беседа с императором, о том, что нужно ответственное министерство.