— Вы не знаете, почему они не пришли, это случайность или было какое-нибудь распоряжение?
Иванов.
— Точно я не могу сказать. Их несомненно задержали умышленно, раз я не мог снестись. Обоз георгиевского батальона не был задержан. Шли семь вагонов с беспроволочным телеграфом. Я им телеграфировал. Мои телеграммы все задерживались, т.-е. они оставались, вероятно, в Петрограде, и ставка не получала моих донесений.
Председатель.
— Позвольте узнать из ваших впечатлений, вы не заметили, чтобы к концу декабря 1916 года в ставке усилилось недоверие к бывшей императрице?
Иванов.
— Нет, я должен сказать: нет. Говорю, что я в стороне жил от этого.
Председатель.
— Вы в ставке не встречались с ген. Дубенским?
Иванов.
— Разговаривал раза два, три. Я его знал, я с ним разговаривал. Он пишет про 33-ю дивизию.
Председатель.
— Где пишет?
Иванов.
— В своем дневнике. Он и меня спрашивал по поводу этого.
Председатель.
— А вам не приходилось видеть в ставке Протопопова?
Иванов.
— Я его видел три раза. Три раза пожал руку: «Здравствуйте, Протопопов — Иванов».
Председатель.
— Скажите, пожалуйста, а вы не знаете, чем вызваны эти строки дневника о бывшей императрице, что она держала в полном подчинении своей воли волю бывшего царя, и в том, что она выдвигала людей плохих для интересов родины?
Иванов.
— Нет, я никаких разговоров с ним не имел. В связи с Распутиным ходили всякие слухи. Когда заговорил с государем, он был удивлен. Он говорил: «Этого не ожидал слышать», но в мягкой форме.
Сенатор Иванов.
— Недоволен был?
Иванов.
— Нет, в мягкой форме.
Председатель.
— Вы сказали, что Распутин вредный человек?
Иванов.
— Я сказал, что вредный человек. Он мне сказал: «Я не ожидал этого от вас слышать». Он сказал в мягкой форме.
— Он мне сказал: «Благодарю за преданность». Этим закончилась наша беседа, и он попрощался со мной. И сказал это мягким тоном.
Председатель.
— А вам, генерал, ничего не привелось слышать о перенесении сессии Государственной Думы с 12 января на 14 февраля?
Иванов.
— Нет, ничего не слыхал. Я слышал, что в ноябре были какие-то комбинации, это я слышал.
Председатель.
— Вы какие комбинации имеете в виду?
Иванов.
— Я не помню, кажется, на первое хотели, потом отложили на 17-е. Это я слышал. По этому поводу был разговор. Кажется, Кауфман должен был уехать и не уехал.
Председатель
. — А как Фредерикс и Воейков отнеслись к вашей миссии подавления мятежа, как она вам представлялась, что необходимы реформы?
Иванов.
— С Фредериксом я ни слова не сказал, а Воейков только одно сказал: «Вот пользуюсь случаем и посылаю в Царское команду железнодорожного батальона».
Председатель.
— Стало быть, для усиления вашего отряда?
Иванов.
— Нет, просто пересылалась в Царское Село. Он просил меня. Я дал два, три вагона и сказал: «Ну, что же, пусть едут».
Сенатор Иванов.
— А в бытность вашу в ставке, когда ставку должен был покинуть П. М. Кауфман, какие были на то причины?
Иванов.
— Из ставки он уехал в государственный совет, но перед этим имел разговор с государем относительно Распутина. Государь тогда его обнял и поцеловал, а потом читаем в газетах, что он отчисляется от должности главноуполномоченного.
Сенатор Иванов.
— А почему его устранили?
Иванов.
— Говорили тогда, что из-за доклада государю о Распутине.
Председатель.
— Не был вызван ваш доклад о Распутине той тяжелой атмосферой, которая царила в ставке, тем, что в ставке боялись тревожить царя, хотя многие уже понимали ужас создавшегося положения?
Иванов.
— Может быть, это и было, но разговоров не было. Я жил в стороне. Мне пришлось раза два с Шавельским говорить, и то исключительно потому, что в известные дни я ходил в церковь. Обедня кончалась около 11 часов, а завтрак происходил в 12, в половине первого, он мне и говорит: «Не зайдете ли чайку попить?». Я раза 3–4 разговаривал, и разговор относительно Распутина происходил в тех пределах, которых я коснулся.
Председатель.
— А был разговор о тенденции замалчивания этого события? Вероятно, это и заставило вас выступить?
Иванов.
— Ну что ж замалчивание! Я не пожелал таиться. Раз я говорю за глаза, я считаю обязанностью говорить и в глаза.
Сенатор Иванов.
— Вы изволили близко стоять к ставке. Я хотел выяснить, какое влияние имела бывшая императрица, какое впечатление, особое впечатление, вызывало ожидание ее приезда?