Крыжановский. — Вы неправильно излагаете мои слова. Я говорю, что к этому лозунгу они безусловно примкнули, примкнули к тому, что с этим лозунгом соединялось. Но никакого критического отношения не могло быть, по той простой причине, что масса не могла прочесть того, что перед ней лежит. Как вы можете сказать, что я сознательно отнесся к делу, если я не могу прочесть его? Я могу присоединиться, но это будет несознательное отношение.
Председатель. — Вы не отрицаете того, что интерес крестьян — «земля», не правда ли? Появляется политическая группа, или Дума, которая выдвигает лозунг «земля».
Крыжановский. — Я думаю, это интерес всех.
Председатель. — Является представительство того слоя, в интересах которого — «земля», и оно присоединяется к этому лозунгу. Как не предубежденный политически государственный работник делает отсюда вывод о бессознательности примыкающих?
Крыжановский. — Это присоединение, конечно, совершенно сознательное; но сознательно или бессознательно все остальное, что вы с лозунгом связываете, было принято, я не знаю.
Председатель. — Вы знаете, что это бессознательно?
Крыжановский. — Нет, я не знаю.
Председатель.— По крайней мере, вы утверждали, что, опыт первой Думы показал бессознательность и недостаточную подготовку крестьянства.
Крыжановский. — По крайней мере, впечатление, произведенное первою Думою, не было впечатлением от политического собрания. Достаточно сослаться на мнение иностранцев, видевших эту Думу.
Председатель. — Простите, нам нечего ссылаться на иностранцев, которые знают Россию меньше, чем мы. Мы должны больше знать Россию. И если для нас, знающих Россию, подтверждением бессознательности и неподготовленности крестьян является недолговременная жизнь первой Думы, то я ставлю вопрос: нет ли тут ошибки?
Крыжановский. — Я не разделял той точки зрения разрешения земельного вопроса, которая была выдвинута тогда. Я лично считаю, что земля есть достояние всех, что интерес каждого члена государства — земля. Земля есть общая собственность для нас всех. Я — не защитник частного землевладения. Я считаю, что общий интерес для нас заключается в том, что земля должна хорошо обрабатываться. Поэтому я полагаю, что, по условиям данного момента, землевладение этой идее должно соответствовать. Землю должен иметь не только всякий, кто желает ее ковырять, но тот, кто сумеет наилучшим способом обработать ее. Если это сумеет сделать община — дайте общине, если мелкое землевладение — дайте мелкому землевладению, если среднее — дайте среднему. У меня земли никогда не было. Мой интерес в этом деле только тот, чтобы продукт земли поступал с мест возможно обильнее и возможно дешевле. Вот разрешение Земельного вопроса, которое правильно.
Председатель. — Мы отклонились несколько в сторону. Скажите, что заставило вас, жившего русской действительностью того времени, при составлении этих проектов, смотреть на события октября 1905 года, как на оперетку? Вы пишете здесь: «началась забастовка на железных дорогах и пр.… Все это было одной лишь опереткой, поражавшей воображение своей новизной»… Дальше вы говорите о том, что… «трусливый, совершенно не знавший Россию человек», стоявший тогда во главе правительства, гр. Витте, «эту оперетку принял за серьезное явление и издал манифест 17 октября».
Крыжановский. — Это будет история издания манифеста 17 октября. Я видел только полную растерянность правительства гр. Витте перед тем явлением, с которым борется правительство нынешнего времени, перед общественной анархией и разрухой, которые охватили Петроград, если вы изволили видеть, гораздо больше, чем теперь; мы видели полный паралич власти, которая не обеспечивала гражданину ни права, ни свободы, ничего. Мы жили во тьме, бродили без пищи. Были в положении чрезвычайно новом, но совершенно нестерпимом. Я не знаю действительного внутреннего содержания гр. Витте, не знаю, к чему он стремился, я был слишком далек; но он склонен был всегда к эффектным шагам и был страшно изумлен, когда из его действий, направленных к успокоению, не вышло должных результатов. Вот какая мысль выражена в моей записке.
Председатель. — Вы говорите здесь об испуге гр. Витте, об испуге великого князя Николая Николаевича, который боялся покушения на его жизнь.
Крыжановский. — Слухи такие ходили.
Председатель. — Эти слухи испугали государя, и результатом всеобщего испуга было, по вашему мнению, издание манифеста 17 октября?
Крыжановский. — Это объясняется малой связностью действий правительства, которое кидалось из одной крайности в другую.
Председатель. — Кого вы называете на следующей странице ваших записок дорогим покойником, на выносе которого повеяло странною, малопонятною грустью?
Крыжановский. — Быть может, вы прочтете мне, так я не помню.
