Екатерина Михайловна вздохнула, уткнулась поглубже в дырку для головы на массажном столе и промолчала. В дверь постучали.
– Простите, но я тороплюсь! Сколько ещё ждать? Очередь же! – запричитала женщина в цветастом сарафане.
«Неужели так потеплело?» – почему-то подумала Ольга и посмотрела на часы. Заговорились. Даже о времени забыла!
– Не волнуйтесь, сейчас заканчиваю! Вызову!
В груди что-то по-новому томительно заныло. Екатерина Михайловна тихо собралась, сначала выкатила свой чемодан, потом схватила сумку и скрылась за дверью, не проронив ни слова. Ольга так растерялась, что забыла ей помочь, и всё никак не могла прийти в себя. В голове поселился человечек и на разные лады повторял: дагестанец, дагестанец, дагестанец…
Рабочий день тянулся так долго, словно время упрямо стояло на месте, и только усилием своего огромного желания Ольге удавалось хоть немного сдвинуть его с места. На улице было действительно тепло, но не для сарафана. «Видно, у той тётки что-то было ещё с собой. Плащ! Его можно сдать в гардероб. Или кофточка, которую она наверняка положила в сумку. О чём это я? Какое мне дело до всего этого? Мусор какой-то в голове. Ещё и Катерина Михайловна со своей историей. Чего только не бывает! Дочь оставила мать ночевать на улице. Не верится! Какое счастье, что Кристинка не такая. А какая она? Со мной-то она не очень хорошо поступила, хотела с Гази рассорить. А если она сказала правду?» Стало неуютно. Ещё и Маринка со своими предостережениями!
Гази, как и обещал, пришёл после одиннадцати вечера.
– Ждёшь меня? – он радостно подскочил к Ольге и схватил её в охапку. – Скучала? Признавайся.
– Гази, ну отпусти. Нет настроения. Устала сильно, – Оля высвободилась и пошла на кухню.
– Что с тобой, милая? На работе что-нибудь?
– С чего ты взял? – у Ольги впервые появилось раздражение. Это было совсем что-то новенькое и вовсе не в её характере. – Гази, скажи мне, почему к вам так, с недоверием, здесь относятся?
Гази нахмурился, присел на стул, задумался и не мог сразу подобрать правильных слов:
– Не знаю. Может, нас просто не понимают или мы немного другие, слишком гордые, может, где-то дерзкие, не терпим унижения. Да мы тоже все разные! Как и везде. Я же за всех не скажу. Мы все не так хороши, как религии, которые исповедуем. Что вдруг затеяла этот разговор? Откуда ветер дует? Тебе что-то наговорили?
Зачем ерунду слушать. Вот он я, весь перед тобой.
Оля внимательно смотрела на струйку пара, которая поднималась из носика электрического чайника. Потом раздался щелчок, и она налила кипяток в чашку и бросила туда пакетик ромашкового чая.
– Будешь чай? Извини, Гази, не знаю, что с настроением. Дурная какая-то сегодня.
Хотела ему про Екатерину рассказать, не стала. Поймёт ещё как-нибудь не так.
– Поешь, ты же с работы. Пойду помоюсь и спать. Поздно уже. Если засну, не буди.
Когда легла в кровать, сон тут же улетучился. Лежит в потёмках, глаз сомкнуть не может. Не выдержала – и босиком на кухню. Гази стоит спиной, её не видит, посуду после себя намывает, думает о чём-то, и телек не работает. Обычно всегда включает, если на кухне торчит. Грустно стало, неловко, что так холодно его встретила. Подошла тихонько, прижалась к нему.
– Прости меня! Дура я, каких свет не видел. Это я, наверно, от любви к тебе такая дурная. Я ведь так люблю тебя, сил нет. От этого всё.
Слёзы сдерживать не стала. Надо наплакаться. Он ей слёзы утирает, мокрыми руками к себе прижимает.
– Ты что себе такое придумала? Глупая! Я же говорю, ты глупая! Что плакать? Ты самое важное, что со мной в жизни случилось!
Она потянула его за руку, сама ревёт, остановиться не может.
– Гази, пошли полежим рядом.
– Дай мне хоть в душ сходить.
– Нет, не ходи. Просто полежи со мной тихо. Успокой меня. Скажи мне что-нибудь!
– Да я тебе уже столько слов сказал, сколько и не знал даже, – Гази целовал её, наглаживал по волосам. – Успокойся! Нету тебя повода плакать. Я же рядом, и никто тебя не посмеет обидеть. Потрогай, какие у меня сильные руки. Ну потрогай!
Оля засмеялась:
– Ну зачем ты напрягаешь мышцы? Какой ты ещё мальчишка!
– Я мужчина! – Гази сделал грозное лицо. Увидел её удивлённые глаза и тоже рассмеялся: – Боишься? Правильно делаешь! Иди ко мне.
– Я и так с тобой.
Когда в его словах появлялось особое звучание, будто голос начинался из самой глубины тела и плавно переходил на шёпот, она знала: он хочет её и обязательно добьётся своего. В такие минуты между ними действовали совсем другие законы, и устанавливал их Гази единолично. Кровь горячая!
– Сладкая ты… Луноликая…
– Что значит луноликая?
Ольга не могла отвести взгляда от его красивого лица. Она с силой отстранялась руками, чтобы лучше разглядеть его глаза, губы, очерченные скулы, а он, несмотря на её противление, тянулся к ней, сливаясь в одно целое.
– Значит, красивая, как луна… – шептал Гази.