Падение великого фетишизма. Вера и наука

В жизни пролетария анархические трудовые отношения, выражающиеся в обмене товаров, играют не меньшую, если даже не большую роль, чем авторитарные. Пролетарий получает работу и заработок, продаваясвою рабочую силу; таким образом акт обмена составляет формальную основу его положения в системе производства. При этом на рабочем рынке, как и на всяком ином, царствует борьба между покупателем и продавцом, конкуренция между покупателями — капиталистами, но также и между продавцами — рабочими; организация рабочих с течением времени уменьшает и ослабляет эту последнюю, но никогда не уничтожает ее вполне, пока существует та самая продажа рабочей силы. Затем, конечно, в качестве потребителя, пролетарий постоянно является на рынке покупателем чужих товаров, подобно всякому товаропроизводителю. Словом, меновые связи, связи анархического общественного разделения труда, охватывают пролетария с различных сторон, сопровождают его на всем жизненном пути. Казалось бы, они должны существенно определять собой его идеологию.

Так это и бывает в начале классового развития пролетариата, пока его коллектив еще в самом зародыше, пока товарищеское сотрудничество не получило реального преобладания в жизни рабочих масс. Тогда пролетарий не имеет своей идеологии; его мышление остается обычным мышлением мелкого товаропроизводителя, каковым был ближайший предок пролетария.

Но когда пролетарский коллектив в труде и в борьбе достаточно развернулся, то возникающий в нем новый тип идеологии начинает победоносно оттеснять идеологию менового общества, неуклонно и последовательно разрушать ее влияние. Коллективизм выступает против индивидуализма.

Оторванность личности от коллектива — вот исходная точка всех существенных особенностей — и в том числе всех противоречий — «менового мышления». Отсюда абстрактная пустота его обобщающих понятий и идей: коллективно-трудовое их содержание и значение недоступно «отрешенному» сознанию индивидуума. Отсюда, затем, и своеобразная концепция причинной связи, которая ту же абстрактную пустоту своего содержания заполняет чувством необходимости, отражение роковой принудительности действия стихийно-социальных сил на товаропроизводителя, на его жизнь и труд.

Отсюда, наконец, безысходная антитеза «бытия» и «сознания», безнадежное стремление найти живую связь того и другого, при их взаимной отрешенности, неразрешимые противоречия, составляют сущность философии буржуазного мира, сущность мировоззрения товаропроизводителей. Все это разбивается, разрешается, исчезает перед лицом новых жизненных отношений, перед трудовым коллективизмом пролетариата.

Что, напр., происходит тогда с основной и первичной метафизической концепцией меновой идеологии, с фетишем стоимости?

Его социально-трудовое содержание в самом процессе производства раскрывается для пролетария, который воочию наблюдает, как он сам в совместной работе с товарищами создает для капиталиста продукт и его стоимость одновременно, и потому в его экономической борьбе с капиталом его главное теоретическое оружие — учение о коллективом труде, как всеобщем и единственном источнике стоимости товаров — теория трудовой стоимости в той коллективистической форме, которая дана ей Марксом. [34]Фетишизм и абстрактная пустота концепции уступают место «действительному», т. е. в коллективной практикесоздающемуся содержанию.

И тоже самое происходит с другими фетишами метафизического миропонимания. Социальные нормы морали и права, «долга» и «справедливости» перестают быть абсолютными, т. е. отрешенными от своего субъекта императивами. В товарищеском сотрудничестве также возникают нормы взаимных отношений между людьми, но тут их содержание жизненно-ясно и прозрачно, в нем нет загадок и противоречий. Будут ли это «нравственные» нормы взаимной поддержки и солидарности, или «юридические» нормы устава пролетарской организации, — их происхождение и смысл очевидны для всякого, кто им подчиняется: в совместной борьбе и работе сложившиеся, а частью и прямо совместным обсуждением выработанные правила целесообразного поведения, — целесообразного именно с точки зрения коллектива, его задач и интересов, — а не отдельных личностей, от него абстрагированных. Субъект социальных норм — живой, действенный коллектив — здесь не скрывается в тумане противоречий, и личность не отрывается от него, но чувствует и сознает себя в нем, и его в себе. [35]