Падение великого фетишизма. Вера и наука

Правда, пролетарию приходится постоянно иметь дело также с иными нормами, с моралью и правом господствующего класса, с их «абсолютными» требованиями, являющимися ему, пролетарию, извне, и не имеющими ничего общего с привычными для него товарищескими нормами. Но в борьбе за свои классовые интересы он легко раскрывает истинный характер и значение этих «высших» законов жизни и поведения, которые ему сверху внушают и проповедуют. Он практически убеждается, что все это — орудия поддержания и закрепления того порядка вещей, против которого он борется, — орудия господства тех, кто господствует, подавления активности тех, кого эксплуатируют. И для пролетарского мышления, легче чем для буржуазного, обнаруживается истинный субъект и творец буржуазной морали и права; этот субъект оказывается не над-мировым абсолютом, а самой же буржуазией, взятой как общественный класс, в ее борьбе за свои интересы, в ее усилиях закрепить основы своего экономического положения.

Следовательно и тут социальные нормы в свете пролетарской мысли выступают как практические приспособления коллектива, только иного, не пролетарского, а ему враждебного. Сам буржуа, через очки своего индивидуализма, обыкновенно не видит своего классового коллектива, не сознает своей органической связи с ним, но у пролетария нет этих очков, и ему скоро удается рассмотреть то, что есть в действительности, а не в отрешенно-фетишистическом познании формально раздробленных классов.

Аналогичные превращения испытывает старая идея «истины», в которой резюмируются сущность и задачи познания. Дли метафизического мышления она была только «познанием, соответствующим сущности вещей», понятие тавтологически пустое, проникнутое фетишизмом абсолютного. Для мышления пролетарского действительное содержание «истины» открывается прямо в процессе производства. Там практический характер познания становится вполне очевидным в научной технике, роль истины как орудия борьбы с природой и власти над ней постоянно перед глазами рабочего, а равным образом и роль коллектива, как действительного субъекта этой борьбы и власти, субъекта, применяющего на деле орудие научной истины.

Правда, в то же время пролетарий, стремясь к познанию, изучая, насколько ему удается, науки и философию, сталкивается со множеством таких «истин», которые, явно для него, не могут служить полезным орудием в руках его родного коллектива, ни в его труде, ни в его социальной борьбе, а напротив, могут только стеснять его и ослаблять его усилия. Но и тут боевая логика жизни легко уясняет для него суть дела. Эти «истины» оказываются также орудиями, но — другого, враждебного коллектива, орудиями в борьба буржуазии или аристократии за сохранение основ их господствующего положения в обществе, за сохранение выгодного для них социального строя.

Таким путем непосредственный опыт товарищеского сотрудничества и общей борьбы дает рабочему классу новую концепцию «истины». Будет ли данная идея «истиной» для всех различных групп общества, т. е. для всех них полезной, практически применимой, или только для самого пролетариата в данных условиях его социального бытия, или только для враждебных ему групп и классов, являясь «вредным заблуждением» с его собственной точки зрения, — никогда она не имеет в его глазах абсолютного, т. е отрешенного от общественно-трудовой активности характера, но всегда выступает как живое, в зависимости от условий исторически-пригодное тому или иному классу, но преходящее орудие этой последней. Смысл истины — изменениемира согласно потребностям и задачам ее коллективного субъекта.

XXXIX

Как мы видели, причинная связь в идеологии менового мира имеет специфическую форму «необходимости». То господство над человеком стихийных сил общественной природы, принудительность которого нашла свое отражение в идее «необходимости», для личной судьбы пролетария остается непреложно-суровым фактом жизни. Не меньше, если не больше, чем мелкий товаропроизводитель прежних времен, находится пролетарий в зависимости от конъюнктуры рынка, где он продает свою рабочую силу, необеспеченность все так же тяготеет над ним и его семьей.

Казалось бы, есть все основания ожидать, что концепция «необходимости» будет и для пролетария привычной, всеобщей формой причинной связи, какой она является для других классов, живущих под властью социальной стихийности. Так бы это и было, если бы мышление работника сохранило индивидуалистическийхарактер; но мы знаем, что влияние товарищеских отношений непрерывно преобразует его в сторону коллективизма.А благодаря этому значение всей власти социальных стихий над людьми для пролетария становится совершенно иным, чем оно было для самостоятельного производителя-индивидуалиста. Рассмотрим, что именно тут изменяется.