Падшая

– Для меня – вчера. Исчезла навсегда и смысл жизни с собою забрала. Люди Петрика паспорт пробили, узнали – сорвалась в Штаты, и вскоре, выскочила замуж за ковбоя из Техаса, там и пропала. Прошла бесконечность, подружка ее передала письмо из Америки – благодарила она за все и прощение молила.

Я все понимаю – надо было ей уехать: с такими мыслями у нас не выживешь, и братишку младшего необходимо было вытаскивать, чтобы не пропал в Одессе… Но… сложилось у нее все в чужой стране, писала: «Муж добрый, даже ласковый, хоть временами на Луну выть хочется, но ценит меня, уважает, и за ручку держит, когда по улицам гуляем. И ни полиции, ни братков не боюсь я более. Счастлива, наверное, хотя свет и любовь дарю кому-то другому, а хотелось бы тебе… Живу новой и чистой инопланетной жизнью, и слава Б. Только братика своего, Эдика, вытащить не успела. Убили его в Одессе, и под трамвай уже мертвого кинули, следы скрывали. Прости за все. Спасибо, что понял меня, спас, и был со мной… Навсегда твоя, Восьмиклассница».

Она потерялась на просторах другой планеты, а я – утонул в алкоголе и думах тяжелых.

День за днем, в пьяном угаре, бессонными ночами, детали и разговоры вспоминал, прокручивал, анализировал, думал…

Думал. Как обидел, как не понял, и жизнь ее и свою через колено переломал.

Тонул в эмоциях, заблудился в мелочах, накрутил себя, запутал, завязал еще один узел в жизни, и упустил главное.

И не исправишь. Поздно.

Однажды вечером, выйдя из библиотеки, шлепаю, мирный как корова. Гляжу, возле остановки метро – Бимер тормознул, из него три молодца из ларца. Аллахакбары. Девчонке, со спины как две капли на мою Марию схожую, в солнышко кулаком, она – калачом от удара согнулась, и от боли звука издать не может. Горцы ее вдвое складывают и в машину запихивают, опытные, гады. Со слез ее смеются и гыркают на своем. Знают, что дальше будет.

Что было потом – не помню. Помню лишь, что кадык кому-то сломал, и двоих тяжело на бордюр уронил. И затылка хруст в память врезался. Девчушка очухалась, убежала в слезах, а я ночью пил, пока не упал. Паленая, видимо, была водка.

Какие-то люди с чистыми лицами вещали по телеку про братскую любовь, требуя бомбить Одессу, наступить ногой на горло, и давить, давить. Обещая стереть планету в ядерный пепел – все, как студентка предупреждала. А мне, как упал, открылось: мой мир – с ментами, чехами и всеми проблемами – отражение хаоса внутреннего. Понял – раньше ли, позже, но либо я какого-то урода урою, либо меня закопают. А я не хочу никому уже боль причинять.

Хватит.

Не жизнь виновата, что все не так. Изменить себя надобно, и все окружающее начнет меняться, права была девочка.

Только осознал, поймал себя на том, что вдохнуть не могу. Сижу перед столом, губами как рыба шлепаю, а вдохнуть, просто вдохнуть – не получается.

Сузился мир, свет гаснет.

В пропасть провалился. В темную, бездонную… Падаю. Без просвета. Понимаю – конец. Тону, пропадаю, вдруг слышу, зовет меня голосок тонкий, почти детский, сверху. Знакомый до спазм.

Тихо зовет, но настойчиво.

Я к нему потянулся и чем ближе, тем уверенней понимаю – Маришка моя, в падении страшном, меня спасает, поддерживает, к себе кличет.

Я замедляюсь, останавливаюсь, к ней поворачиваюсь, тянусь, и медленно, со дна поднимаюсь, вижу любимое лицо, касаюсь даже! Наконец-то, я-то думал – она в Техас уехала, а она – здесь!!!

Горло сжало, не дышать, ни слова сказать. Не ожидал уже, что хоть раз ее еще увижу. Кричу немо, как рыба:

– Ты ведь не уйдешь больше? Мы будем вместе, навсегда?

Малышка обняла меня, прижалась, дрожит вся, ласкает и поет сквозь слезы:

– Держись, родненький, держись, у тебя душа светлая и все получится. Ты всю жизнь спасителем был, позволь мне, теперь, тебя вытащить. Я постараюсь. Все, что происходило сегодня, завтра, станет воспоминанием. Прошлым. Есть только сейчас. Им и живи! Держись, милый, давай! Я с тобой, навсегда.

Темь.

Тьма.

Провалился в никуда.

Очнулся утром на полу, чистым как стекло после соды.

На кухне ее духами пахнет, а замок изнутри закрыт. За плечами крылья.

В голове так и крутится: «Изменить себя надобно, и все окружающее начнет меняться. Нужно поверить и жить».

И я поверил.

Как в детстве подскочил, в мусоропровод гранаты, стволы, маслята. Денег насобирал, чтобы на первое время хватило.

Отрезал прошлое.

Улыбнулся лицом небритым и жизнью помятым, и пошел начинать все заново. Начал трясти старые связи – кто в Канаде у меня оказался, кто в Австралии…

Деньги кончились много быстрее, чем рассчитывал. Но уже через полгода я на гастролях в Японии работал, еще через месяц – Нью-Йорк, Аляска, а потом и Гавайи. Цирковым – всегда временным, сегодня есть, а завтра – нет. Выступал на канате, одинокий, контуженный, с титановой пластиной в черепе и никому не нужный.

Но…

Пазл за пазлом… все на место встало. Здесь профессионалам – уважение, почет и деньгу немалую платят. Не ту, конечно, что мы в Москве зарабатывали, но на жизнь хватает, и что-то, даже, откладываю. Не знаю только – зачем?