Падшее Просвещение. Тень эпохи

В эпоху Просвещения люди как никогда наслаждались сексом, а любовь существовала только в сфере рассудка, тогда как сердце оставалось нетронутым. Бюффон, живший в первой половине XVIII в., заявлял: «В любви хороша только физическая сторона». Полстолетия спустя Шамфор писал: «Любовь не более как соприкосновение двух эпидерм». Уже не было желания совершенно слиться с другим. Люди стали умеренными или, выражаясь в духе эпохи, «разумными», и притом во всех ситуациях. Этот сверхразумный, сверхпросвещенный взгляд на любовь приводил к тому, что само деторождение, как естественный плод любовной страсти, становилось ненужным и даже обременительным. Дети – высший результат половой жизни – были провозглашены несчастьем. Бездетность, еще в XVII в. считавшаяся карой неба, теперь многими воспринималась, напротив, как милость свыше. Во всяком случае, многодетность казалась в XVIII в. позором. Например, Жан-Жак Руссо отдал всех своих законных детей в сиротский приют и при этом никогда не испытывал никаких угрызений совести. О таком отношении к детям свидетельствует и биография философа Просвещения Д’Аламбера, одного из великих энциклопедистов. Д’Аламбер был незаконным сыном маркизы де Тансен и, по всей вероятности, австрийского герцога Леопольда Филиппа Аренберга. Вскоре после рождения младенец был подкинут матерью на ступени парижской «Круглой церкви Св. Иоанна», которая располагалась у северной башни Собора Парижской Богоматери. По обычаю, в честь этой церкви ребенок был назван Жаном Лероном. Вначале ребенка поместили в Больницу подкидышей. Затем доверенное лицо герцога артиллерийский офицер Луи-Камю Детуш, получивший деньги для воспитания мальчика, устроил его в семье стекольщика Руссо.

Вернувшись во Францию, Детуш привязался к мальчику, часто навещал его, помогал приемным родителям и оплатил образование Д’Аламбера. Мать-маркиза никакого интереса к сыну так и не проявила. Позднее, став знаменитым, Д’Аламбер никогда не забывал стекольщика и его жену, помогал им материально и всегда с гордостью называл своими родителями.

Но восприятие детей как обузы было характерно и для сильных мира сего. Так, Воспитательный дом побочных детей короля, находившийся на улице Вожирар, был для вдовы Скаррон преддверием ко дворцу королевскому; но прежде она более или менее нечистыми путями достигла цели своих властолюбивых желаний и стала последней любовницей стареющего Людовика XIV; она в течение пяти-шести лет играла весьма жалкую роль, нянчась с королевскими деточками. Вот подлинные ее признания о том образе жизни, который она вела в уединенном доме на улице Вожирар: «Я лазила по лестницам, исправляя должность обойщиков, потому что вход в детские был им воспрещен. Кормилицы из опасения, чтобы у них не портилось молоко, ни к чему не прикладывали рук. Весьма часто я переходила от одной к другой, подавая им белье, кушанье; ночи проводила при больных детях, а к утру возвращалась в свою городскую квартиру и, переодевшись в другое платье, посещала знакомых моих, д’Альбре и Ришелье, именно затем, чтобы отклонить от себя всякие подозрения насчет вверенной мне тайны. Чтобы не краснеть при нескромных расспросах, я часто отворяла себе кровь.

Однажды король пожелал их видеть у себя в Версале, куда они прибыли со своими кормилицами и воспитательницей, которая осталась в приемной.

– Чьи это дети? – спросил король у кормилиц.

– Вероятно, той дамы, – отвечали они, – которая живет у нас. По крайней мере, судя по ее заботливости о них и попечениях, она, вероятно, их мать.

– А кто же отец? – продолжал допрашивать король.

– Должно быть, какой-нибудь знатный господин или президент парламента.

Этот последний наивный ответ рассмешил короля до слез».

Дети подрастали и с рук кормилиц перешли на попечение вдовы Скаррон, которая и в этом случае отличилась своим усердием, за что выдаваемая ей пенсия была увеличена до 600 пистолей.

В обществе, построенном на моногамии, предполагается широкое употребление предохранительных мер во избежание нежелательных последствий полового общения, а также – аборт, а в случае невозможности или неудачи последнего – детоубийство.

Настоящей наукой стали способы предохранения от беременности. В крупное производство превратилась организация тайных родильных приютов и детоубийства. Аборт и искусственное воссоздание физической девственности приобрели необычайную популярность.

Люди хотели увеличить возможность наслаждения. Только к этому стремилась эпоха. И эта потребность была очень скоро удовлетворена сравнительно верным средством, изобретенным жившим при дворе Карла II врачом Кондомом в виде известных под его именем предохранителей. Они изготавливались из пленки животного происхождения и крепились шелковой лентой. Презервативы были дорогими и очень неудобными, поэтому особой популярностью не пользовались.