Падшее Просвещение. Тень эпохи

Именно по этой причине некая госпожа Морин говорит, например, своему сыну: «Могу тебе дать только один совет: влюбляйся во всех женщин». Некий английский лорд пишет своему сыну, вступающему в свет: «Изучай днем и ночью женщин – само собой понятно, только лучшие экземпляры: пусть они будут твоими книгами».

К заботливым советам родителей родственники и друзья присоединяют услужливую активную помощь. Стоящего на грани отрочества и юношества молодого человека знакомая дама, разыгрывающая добрую мать, разжигает указаниями на разнообразные блюда, которые изготовляет любовь. Она обращается с ним как с ребенком, и вместе с тем требует от него поступков, которые рано или поздно должны пробудить в нем чувственность. Дама раздевается в его присутствии, принимает его в постели, принимает услуги, предполагающие самую близкую интимность. И всегда при этом она ему показывает «кое-что», а иногда и очень много.

Благоразумные и предусмотрительные матери – такими, по крайней мере, провозглашала их эпоха, – которым важно, чтобы сын сумел занять в обществе видное место, нанимают, кроме того, камеристок и горничных во вкусе сына и умелыми маневрами устраивают так, что «взаимное совращение молодых людей становится самой простой и естественной вещью». «Таким путем они делали сыновей более смелыми в обхождении с женщинами, пробуждали в них вкус к любовным наслаждениям и спасали их вместе с тем от опасностей, грозящих молодым людям от схождения с проститутками», – писал один из современников.

Настоящее практическое воспитание женщины для любви начинается обыкновенно только в браке. Именно брак является для женщины высшей школой полового воспитания. Теперь ей систематически внушается, как использовать «все возможности наслаждения», как ей самой создать все новые интересные в этом смысле положения. Это воспитание начинается уже в первый день ее брачной жизни и практикуется при каждом удобном случае. Молодая жена слышит от всех своих подруг «вернейшие советы», как избежать «грубостей» мужа. Заставая молодую жену скучающей, подруга спешит ее просветить: «Только любовник посвящает нас в истинное блаженство любви. Муж обращается с нами как с женой или матерью его детей, тогда как любовник заботится только о нашем удовольствии и потому делает только то, что нам доставляет удовольствие».

Впрочем, в эту эпоху многие мужья также настолько благоразумны, что стараются доставить своим женам утонченные наслаждения. Такие браки считались в большинстве случаев «счастливыми».

Обе четы – герцог и герцогиня Люксембургские и господин и госпожа де Буффле – жили мирно и тихо в четырехгранной связи. В моду входили, однако, и пяти– и шестигранные связи. Обычным явлением была связь одновременно с матерью и дочерью, с отцом и сыном.

Таким путем жена медленно, но верно превращается в достойную удивления мастерицу в искусстве любви, способную заменить любовнику, будь то муж или возлюбленный, целый гарем.

Любовь в эпоху Просвещения перестает быть страстью. Это ремесло, ремесло соблазна. И тогда начинает разыгрываться настоящая дуэль.

Ловеласы всех мастей с ловкостью стараются вызвать женщину на все новое противодействие, обещающее все новые наслаждения. Подобное противодействие вызывают даже в тот момент, когда женщина уже готова пасть жертвой. В особенности охотно поступают так с дамами, закованными в броню добродетели и серьезно желающими сохранить верность мужу или любовнику. Для мужчин со вкусом это одно из самых излюбленных лакомств.

Быть в моде – таков девиз эпохи. Мужчина, который в данную минуту в моде, это, чаще всего, – виртуозный соблазнитель, которого часто сравнивают с искусным тенором, оперным певцом. Перед модным человеком раскрываются все двери, и путь его всегда ведет прямехонько в спальню. Он – неотразимый, ему стоит только пожелать. Дамы сами ему навязываются. Каждая женщина хочет им завладеть, и нет такой добродетели, которая устояла бы перед ним и его желаниями.

Самолюбие мужчины требует, чтобы он при любых условиях остался победителем. Насилие над женщиной считалось поэтому в порядке вещей. Однако нигде оно так часто не применялось, как в светском обществе, и притом везде: в будуаре, салоне, во время вечерней прогулки, в парке и чаще всего в почтовой карете. Для многих донжуанов это было настоящим спортом. Так поступали Казанова, граф Тилли и множество других виднейших героев общества. Из их мемуаров видно, что эти дерзкие насильники всегда почти достигали своей цели и редко подвергались опасностям. Правда, здесь речь шла ведь не о настоящем преступлении, а просто об особой форме совращения, разрешенной обществом каждому эротически сильному мужчине.

Никто лучше профессионального соблазнителя и не отдавал себе в этом отчета. Он знал, во-первых, что лишь очень немногие женщины приходят от совершившегося в отчаяние, что большинство оправдывает себя старой поговоркой: «Если я подверглась насилию, я не совершила греха».