— Вот видите? — обратилась я к мисс Блэк. — Коулманы всегда голосуют за консерваторов.
— Но это только потому, что теперешний депутат от консерваторов, скорее всего, будет активно поддерживать суфражистское движение, — добавила Китти. — Если бы кандидаты от либералов или лейбористов открыто высказывались в поддержку движения, я бы голосовала за них.
Я пришла в ужас от такого заявления.
— Не глупите. Ничего бы вы за них не голосовали.
— Меня не столько заботят политические партии, сколько вопросы нравственности.
— Вам бы лучше интересоваться вопросами нравственности поближе к вашему дому, — парировала я.
— Что вы хотите этим сказать? — Я обратила внимание, что Китти произнесла это, не глядя на меня.
— Почему Дженни здесь? Я уволила ее в июле.
Китти пожала плечами и улыбнулась мисс Блэк, словно извиняясь за меня.
— А я наняла ее опять в октябре.
— Китти, я уволила вашу горничную четыре месяца назад за безнравственное поведение. То, что она совершила, исправить нельзя, и она не годится для работы в этом доме.
Наконец моя невестка посмотрела мне в глаза. Вид у нее был чуть ли не скучающий.
— Я попросила Дженни вернуться, потому что она очень хорошая горничная, а нам нужна хорошая горничная. Поденщицы, которых нанимали вы, неприемлемы.
Что-то в выражении ее лица говорило мне, что она лжет, но я не могла понять, в чем заключается эта ложь.
— Вы что — забыли, что она натворила? — спросила я.
Китти вздохнула:
— Нет, не забыла. Просто я не думаю, что это так уж важно. Я думаю о других делах, и мне всего лишь хотелось нанять кого-то, кто будет заведомо хорошо работать по дому.
Я распрямила спину:
— Это смешно. Вы не можете держать здесь девицу, которая… — Я остановилась и посмотрела на мисс Блэк, которая спокойно смотрела на меня. Я не хотела прибегать к мягким формулировкам, но откровенность перед лицом чужого человека казалась мне неприличной. Я не закончила предложение, зная, что Китти вполне может сделать это сама. — Какой пример она подает Мод или моему сыну?
— Они ничего не знают. Они думают, что Дженни болела.
— Нравственная основа этого дома будет подорвана ее присутствием, знают они все обстоятельства или нет.
Китти улыбнулась — такая реакция показалась мне совершенно неподобающей.
— Матушка Коулман, — сказала она, — вы знаете, как я вам благодарна за то, что вы приглядывали за домом, пока я болела. Вы не жалели времени и сил. Но теперь пришло время, когда я снова могу отвечать за свой дом. Я решила, что Дженни может снова работать у нас, и больше говорить здесь не о чем.
— А что об этом думает мой сын?
— Ричард, к счастью, совершенно не интересуется домашними делами. По-моему, именно этому вы меня и учили: управлять домом так, чтобы у мужа не болела об этом голова.
Я проигнорировала ее замечание, но не забыла его.
— Придется мне с ним поговорить.
— Вы думаете, ему это понравится?
— Я думаю, любой мужчина должен знать, если в его доме подрываются нравственные устои.
— Вы останетесь на чай? — любезным тоном осведомилась Китти. Но в голосе ее прозвучал намек, что я, конечно же, захочу уйти. Мне и в самом деле не терпелось поскорей уйти.
— Я не останусь на чай, — сказала я, вставая. — Ноги моей не будет в этом доме, пока она здесь. До свидания, Китти.
Я повернулась и пошла прочь. Китти не стала меня провожать, и очень кстати наглой горничной не было в коридоре, а то и не знаю, что бы я ей наговорила.
Одно из неприятных последствий моих, как я бы это назвала, твердых взглядов состоит в том, что время от времени я оказываюсь перед нелегким выбором. Я, не колеблясь ни минуты, порву отношения с Китти, если это будет необходимо, но я не могу того же сказать о моей внучке и сыне. В конечном счете это не их вина, что у Китти низкие нравственные устои. Но мне не хотелось впутывать Ричарда в то, что — как сама Китти напомнила мне — является исключительно женским делом.
И тем не менее я полагала, что он должен знать о неприличном поведении его жены — если не о ее решении принять назад Дженни, то по крайней мере о ее дружбе с сомнительной женщиной. Как-то вечером я пригласила его одного под предлогом обсуждения кое-каких вопросов, связанных с собственностью его покойного отца. Но, увидев его, я поняла, что не скажу ему ни слова ни о Дженни, ни о Каролине Блэк. Он сиял, хотя позади был целый рабочий день, и это напомнило мне, как он выглядел, когда они с Китти вернулись после их медового месяца.
Так вот оно что, подумала я. Она снова приняла его в свою постель, а потому может вить из него веревки.
А она не промах — моя невестка. Она проделала немалый путь с того дня, когда Ричард представил ее мне — хрупкую, застенчивую провинциалочку в платьях, уже два года как вышедших из моды. Не умею я в игры играть, и теперь, посмотрев на сына, я поняла: она меня переиграла.
Ричард Коулман
В этот раз Новый год мы будем отмечать дома.
Февраль 1907
Гертруда Уотерхаус
Боже мой — только что вернулась с приема у Китти Коулман с ужасной головной болью.