Падшие ангелы

Уважаемый мистер Коулман!

Мой христианский долг — сообщить Вам о Неподобающем Поступке, который имел место в Вашем доме и касается Вашей жены. Сэр, спросите у Вашей жены об истинной природе ее болезни в этом году. Я думаю, Вы будете потрясены до глубины души.

Я пишу это как человек, которому небезразлично нравственное благополучие Вашей дочери, мисс Мод Коулман. Только ее интересы подвигли меня написать Вам.

С глубочайшим почтением

Искренне Ваш

Доброжелатель

Сегодня вечером я потихоньку выйду из дома и просуну письмо под их дверь. И тогда мне наверняка станет лучше.

Ноябрь 1906

Дженни Уитби

Прежде всего в доме оказалась грязь непролазная. Мне пришлось вылизывать его от первого до последнего этажа, а потом пройтись еще раз. Одно только хорошо, что у меня не было времени думать о Джеке. Да еще миссис Бейкер была искренне рада видеть меня снова. Я думаю, она этими временными горничными сыта по горло. А от них — от этих приходящих — проку никакого.

Потом еще мои сиськи. Каждые несколько часов они набухали и молоко, предназначавшееся для Джека, проливалось прямо на меня. Мне приходилось подкладывать ватные подушечки и все время их менять, но даже и тогда меня вполне могли засечь. К счастью, хозяйка ничего не видела — да она вообще ничего не замечает. Но раз это таки случилось, когда я чистила камин в комнате мисс Мод и та вошла. Мне пришлось быстро прижать к себе комки ваты; хорошо, что я была в угольной пыли и всякой грязи, — использовала это как предлог, чтобы выйти. Она все же посмотрела на меня каким-то странным взглядом, хоть ничего и не сказала. Она так рада моему возвращению, что жаловаться не будет.

Не знаю, что ей известно, — миссис Бейкер думает, что немного, что она все еще невинная овечка. Не знаю — иногда я ловлю на себе ее взгляд, временами вижу, как она смотрит на мать, и думаю: она совсем не дурочка.

Ее мать — вот кто странная так странная. Я вернулась на цыпочках, страшась встречи с ней после того нашего прощания. Я думала, ей будет неловко со мной, но, когда я появилась, она сжала мою руку и сказала:

— Как я рада, что ты вернулась, Дженни. Входи! Входи! — Она привела меня в дневную гостиную, где беспокойная маленькая женщина, некая мисс Блэк, вскочила и тоже пожала мне руку.

— Дженни — наше сокровище, — сказала хозяйка, обращаясь к мисс Блэк. Ну, я от этого покраснела, думая, что она поддразнивает меня. Но она вроде была вполне искренна, словно начисто забыла о моем шантаже.

— Я только отнесу вещи к себе в комнату и сразу начну, — сказала я.

— Мы с мисс Блэк замышляем всякие великие дела, правда, Каролина? — сказала хозяйка так, словно и не слышала меня. — Ты нам наверняка сможешь помочь.

— Ох, не знаю, мадам. Может, я лучше принесу вам чаю?

— Скажите, Дженни, — обратилась ко мне мисс Блэк, — что вы думаете о суфражистском движении?

— Бывало, и с упряжью приходилось иметь дело, — аккуратно сказала я, не зная толком, что ответить.

Мисс Блэк и хозяйка рассмеялись, хоть я ничуть не шутила.

— Нет, я имею в виду право голоса для женщин, — объяснила мисс Блэк.

— Но женщины не голосуют, — сказала я.

— Женщинам не разрешают голосовать, но они должны иметь право голоса — такое же, как и мужчины. Мы за это и боремся, понимаете? Неужели вы не чувствуете, что у вас такие же права, как у вашего отца, брата, мужа, что вы тоже должны выбирать тех, кто правит этой страной?

— Нет у меня никого. — Про сыновей она не сказала.

— Дженни, мы боремся за твое равенство с мужчинами, — сказала хозяйка.

— Это очень любезно с вашей стороны, мадам. Так что вам подать — чай или кофе?

— Пожалуй, кофе. А вы, Каролина?

Они теперь все время вместе, строят заговор против правительства или что-то в этом роде. Я должна радоваться за хозяйку, потому что она теперь, кажется, счастливее, чем прежде. Но я не радуюсь. В ней что-то кажется каким-то не таким, как волчок, который слишком сильно раскрутили, — он вращается, как ему должно, но может в любой момент упасть.

Хотя меня это теперь не очень-то и волнует — у меня другие заботы. В первую субботу, когда я поехала к маме и увидела Джека, то расплакалась. Всего пять дней отсутствия, а он словно чей чужой ребеночек. Во мне еще оставалось немного молока, но он не стал сосать, ему нужна была девчонка, что живет напротив, — она его кормит, потому что своего младенчика потеряла. Я снова расплакалась, увидев, как он сосет ее сиську.