Падшие из ада

– Кажется я сообразил, куда мы попали, – повернув направо я двинулся на бледный свет, едва освещавший дорогу, – это «янтарный» уровень.

– Только 250-й!? – разочарованно воскликнула Кира, – а мне казалось, что мы спустились уже почти до первого этажа. Мы так долго шли…

– Будь все так легко и быстро, я бы не стал набивать рюкзак жратвой.

Мы очутились на широком балконе, тянущемся вдоль просторного атриума, по обеим сторонам которого располагались магазинчики и помещения различных кружков и секций. На этом уровне властвовали увлечения и хобби, сюда Кира ходила за материалами для своего скрапбукинга, а в тренажерный зал регулярно таскался мой босс… покойный. И нам теперь, если мы хотели двигаться дальше, следовало спуститься с балкона вниз, чтобы найти другую пожарную лестницу.

В отличие от жилых этажей, воздух здесь пока еще не был пропитан запахами загаженной общественной уборной и помойного ведра, что радовало. Серый свет хмурого ноябрьского дня, изливавшийся в помещение через огромные, во всю стену окна в торцах зала, едва-едва освещал пустынные галереи и расставленные внизу скамейки и столики. Обычно здесь царила оживленная суматоха с кучей детворы, занимавшейся различным рукоделием и игравшей на многочисленных тематических площадках, но сейчас все выглядело пустынным и покинутым. Разложенные по ящикам игрушки лежали нетронутыми, и вместо музыки и ребячьего гомона мы слышали только эхо собственных голосов.

В детстве меня изредка посещала мысль спрятаться где-нибудь за стеллажами в торговом центре так, чтобы меня там не нашли, и после закрытия я мог бы в одиночку вволю там покуролесить. Все очень походило на то, что моя детская мечта наконец осуществилась, хоть и с опозданием лет на тридцать.

Мы с Кирой зашагали по балкону, отыскивая ведущий на нижний уровень эскалатор. Да, мы оба неоднократно тут бывали, но в мертвенном полумраке все выглядело настолько иначе, что с ориентацией возникли определенные затруднения.

За первым же поворотом нас ожидала новая встреча. Мы чуть не налетели на невысокую женщину, спешившую нам наперерез. Из-за царившего тут полумрака я вряд ли смогу ее внятно описать, поскольку в темноте все кошки серы. Мне запомнилась только ее взъерошенная шевелюра, которая активно колыхалась и жестикулировала в такт словам своей обладательницы.

– Ой! Извините, но мне больше не к кому обратиться, – торопливо запричитала она, – вы мне не поможете?

Я грешным делом подумал, что сейчас она тоже начнет клянчить воду, но вместо этого странная дамочка, даже не дожидаясь ответа на заданный вопрос, поманила нас за собой. Она явно не привыкла, чтобы ей отказывали.

– Я уже сомневаться начала, вдруг это у меня уже галлюцинации начались, но дай, думаю, спрошу у кого-нибудь. Вдруг это мне не мерещится, – она остановилась у темной витрины и, подождав, пока ее волосы прекратят свою пляску, прижалась ухом к стеклу, – слышите?

Мы прислушались, все еще не понимая, к чему она клонит, и Кира вдруг воскликнула:

– Кто-то плачет!

– Да-да, именно! – ажурные космы согласно запрыгали вверх-вниз, – думаю, там остался чей-то ребенок!

– И за три дня никто о нем даже не вспомнил? – я подошел и постучал по стеклу, – эй! Кто здесь!? Иди сюда!

Всхлипывания стихли, но к нам так никто и не вышел. Кира тоже попробовала окликнуть малыша, но с аналогичным результатом.

– Заигрался он там, что ли? Что это за магазин-то вообще? – я отступил к перилам и попытался прочитать, что написана на темной вывеске, – «Зоо… Зоомаг» вроде бы. На хомячков, видать, засмотрелся.

– О! – губы Киры вытянулись в узкую озабоченную линию.

– Что не так?

– Скорей всего, это не потерявшийся ребенок, а кидпэт.

– Кто!?

– Но они же, вроде бы, под запретом? – прическа нашей новой знакомой обеспокоенно встрепенулась.

– Да бросьте! – фыркнула Кира, – соответствующий закон такой дырявый, что любой грамотный юрист его без особого труда объедет. Были бы деньги.

– Эй! Подождите! – встрял я в их дискуссию, – о чем речь-то вообще!?

– О кидпэтах. Ты что, никогда о них не слышал?

– Впервые, если честно.

– Это генетически модифицированные дети, которые, достигнув возраста трех-пяти лет, останавливаются в развитии и остаются такими на всю оставшуюся жизнь. Их заводят, когда не хотят морочиться с воспитанием собственного ребенка, который растет, взрослеет и доставляет кучу хлопот. А тут все ограничивается кормежкой и сюсюканьем, – жена брезгливо поморщилась, – забот минимум, одно сплошное умиление.

– Извращенцы! – констатировал я.

– Зачем же так сразу? – оскорбилась шевелюра, – я даже подумывала себе такого завести, но потом приняли этот закон…

– Ладно, – нарушил я неловкое молчание, – что делать-то будем?

– Надо бы его вызволить, а то помрет там с голодухи, – явно обрадовавшись смене темы, Кира прижалась лицом к стеклу и загородилась ладонями, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть внутри.

Я подергал дверь, но она оказалась заперта.

– Я уже пробовала, но она почему-то не открывается, – пожаловалась наша знакомая.