Падшие из ада

– Уходим, – негромко скомандовал я Кире, и мы осторожно попятились в сторону тропинки, по которой пришли сюда.

– Вам далеко не убежать! – крикнул бородач в костюме, но было видно, что делает он это больше для проформы.

– Вот и проверим, – я сделал еще несколько шагов назад.

Бородач шагнул следом, но остановился около неподвижного тела в нелепом халате. Когда мыслительный процесс деградирует до воспроизводства простейших рефлексов, чужие размышления можно элементарно считывать, ориентируясь на жесты и мимику. И я почти слышал, как скрипят извилины в его голове.

Два куска свежей сочной еды улизнули из-под самого носа, но преследовать их не имеет смысла, поскольку, во-первых, сбежавшая провизия отличается скверным нравом и огрызается, а, во-вторых, на траве лежат еще две тушки, которые ничуть не хуже и почти не сопротивляются.

Бородач поднял оброненный нашим проводником нож и склонился над пытавшимся вяло протестовать очкариком. Мы с Кирой, не сговариваясь, развернулись и бросились бежать.

С этой частью парка мы были более-менее знакомы и, несмотря на то, что темнота изрядно искажает восприятие окружающей действительности, быстро нашли тропинку и припустили по ней со всех ног. Мы не ставили перед собой какой-то конкретной цели, просто желая оторваться от возможного преследования, а потому бежали со всех ног куда глаза глядят. А именно в мельтешащую ветвями темноту. Что ни говори, а вид предназначенного для тебя кухонного ножа здорово прибавляет прыти.

Остановились мы только оказавшись в центральной части этажа среди бетонных стен и разгромленных магазинчиков. Забившись под первый попавшийся прилавок, мы с женой еще долго не могли отдышаться и прийти в себя. Да и как тут можно успокоиться, повидав такое!?

– По-моему, я схожу с ума, – простонала Кира, обхватив руками голову, – не могли же они там и в самом деле…

– Не хочу тебя огорчать, но…

– Что? Я и вправду рехнулась?

– Нет. Я видел все то же, что и ты. Они действительно кого-то там зажарили и сожрали.

– Но как такое возможно!? Там же были женщины и дети! Как!? У них на глазах!?

– Я, вроде, уже рассказывал тебе про бездушную Логику?

– Это не логика, это дикость какая-то! – Киру снова передернуло, – а вдруг они… ну… Дмитрия Аркадьевича!? Или его жену!?

Она отвернулась, зажимая рот. Ее вновь начали бить пустые рвотные спазмы. Я и сам мечтал стереть из памяти жуткие картины, воспоминания о которых так же стискивали мой желудок. Однако они возвращались снова и снова, и я даже не знал, какие из них ужасают меня больше – вид и запах поджаривающейся на огне человечины, или пустые глаза бородача, склонившегося над своим товарищем с ножом в руке. Глаза мясника, методично и равнодушно разделывающего очередную тушу.

Да и я сам не сильно от него отличался.

– Что-то мне подсказывает, что я убил того мужика в халате, что бросился на нас с ножом, – томившаяся в моей душе боль требовала выхода, – думаю, я сломал ему шею. Мои руки до сих пор помнят хруст его позвонков. Ты видела, как он рухнул?

– Ну, ты, по крайней мере, не стал его есть, – Кира сплюнула желчь и вытерла рот рукавом.

– Так себе оправдание, по-моему.

– Он же специально подкарауливал нас у пруда, как хищник, устроивший засаду у водопоя, не так ли? Чтобы потом заманить на заклание.

– Вполне возможно, – согласился я после непродолжительного раздумья. Версия жены выглядела вполне правдоподобно, – хотя мысль о том, что люди уже начали охотиться друг на друга как на дичь, меня немного пугает.

– Немного? – Кира нервно рассмеялась, – да у меня все труселя мокрые!

– А мои после храма уже высохли. Я там страха на всю оставшуюся жизнь натерпелся.

– Рабство, кровавые жертвоприношения, каннибализм… что дальше? – послышался горестный вздох, – дикари, скачущие по ветвям в чем мать родила?

– Да ради Бога, лишь бы нас не трогали.

– Ты можешь мне объяснить, что вообще тут происходит!? – голос жены предательски задрожал, – почему весь «Айсберг» внезапно обезумел!? Кто все это здесь устроил!? Зачем!? За что!?

Кира не выдержала и разревелась, а я мог только молча обнимать ее и гладить по спутанным волосам своей ободранной ладонью. Я был бы и рад хоть как-то ее утешить, но ничего оптимистичного мне в голову не лезло. От того, что ожидало нас впереди я не ждал ничего хорошего. Я вдруг понял, что в результате всех свалившихся на нашу голову испытаний потерял, возможно, самое главное, самое ценное. Я утратил Надежду.

* * *