Сначала, когда Кира дубасила его ногами, тот еще пытался вяло отбиваться, но вскоре сдался, а моя жена только-только начала входить во вкус, охаживая его и так и эдак. Вскоре наш сексуально озабоченный проводник уже превратился в беспомощную окровавленную тушу, колышущуюся от каждого удара, а она и не собиралась останавливаться.
Мне, разумеется, тоже хотелось внести посильную лепту, но тесная каморка не позволяла развернуться двоим, и мне оставалось только наблюдать за тем, как хрупкая девушка, в прошлой жизни увлекавшаяся классической музыкой и не обидевшая даже мухи, избивала насильника с такой слепой и безудержной яростью, какой я от нее совершенно не ожидал.
Кира утерла со лба пот и подобрала с пола брошенный мною табурет.
– Мне кажется, он уже понял, что был неправ, – заметил я осторожно.
– Зато я еще не все ему высказала, – она с размаху опустила табурет, целясь в область ниже пояса.
– Я понимаю, но, боюсь, он тебя уже не слышит.
– Думаешь? – Кира по инерции еще несколько раз врезала несчастному, которого мне уже было немного жаль. Совсем чуть-чуть, самую малость, – предлагаешь подождать, пока он очухается, и потом продолжить?
– Если он вообще теперь хоть когда-нибудь очухается, конечно.
Мужик уже не шевелился, и даже кровавые пузыри на его губах перестали надуваться. Я констатировал данный факт с холодным равнодушием ученого, наблюдающего за гибелью бактериальной культуры. Занятно. Еще два дня назад чья-то смерть полностью выбивала меня из колеи, заставляя непрестанно рефлексировать и мучиться кошмарами, а сейчас я совершенно спокойно смотрел на потенциальный труп, автором которого являлись мы с Кирой. На семейном подряде, так сказать. Ни растерянности, ни испуга, ни раскаяния. Обстоятельства так сложились, только и всего.
Жена поставила табурет и села на него, тяжело дыша.
– Экая жалость! Теперь придется ждать до встречи на том свете, чтобы закончить.
– Не кручинься так, – я провел ладонью по ее волосам, – вполне возможно, ждать нам осталось не так уж и долго.
– Почему ты так считаешь?
– Если мы останемся тут, то через несколько дней отдадим концы от голода и жажды. А если попробуем спуститься по коллектору, то…
– То что?
– Ну, тут всего два варианта: либо мы спасемся из этого многоэтажного ада, либо найдем свой конец. Будем надеяться, что быстрый.
Мы посмотрели на открытый люк, ведущий в шахту, ведущий в неизвестность.
– Я голосую за то, чтобы попробовать спуститься, – заявила Кира, – как говорится, лучше принять смерть среди приличного общества, чем жить в окружении идиотов.
– Тогда я, по традиции, пойду первым, а ты спускайся следом. По крайней мере, если вдруг сорвешься, то хоть приземлишься мягко.
– Умеешь же ты мыслить позитивно!
– А что еще тут остается? Надо же хоть как-то скрашивать окружающий нас ужас, – зажав фонарик в зубах, я перекинул ногу через край люка, нащупывая первую ступеньку, – в любом случае, двум смертям не бывать…
От фонаря, кстати, толку оказалось крайне мало. Он освещал крохотный пятачок стены перед самым моим носом и все. Шахта оказалась настолько узкой, что, наклонив голову, я не мог ни черта рассмотреть внизу, любуясь на свои ноги, которые загораживали весь обзор, а при попытке посмотреть вверх я упирался затылком в стену позади. Приходилось просто перебирать ступеньки, оказавшиеся вполне крепкими, несмотря на хлипкий внешний вид, в надежде, что рано или поздно они все же должны закончиться.
Несмотря на то, что я с нетерпением ожидал окончания спуска, дно шахты ударило меня по пяткам довольно резко. Я вынул фонарик изо рта и, немного осмотревшись, обнаружил у себя за спиной еще один люк, аналогичный тому, через который я забрался в коллектор.
Сверху послышались чертыхания спускающейся следом Киры.
– Я уже внизу! – крикнул я ей, чтобы приободрить.
Люк не был заперт, и я без особых проблем выбрался наружу, но в следующую же секунду оказался прижат к стене, чувствуя неприятный металлический холод на своем затылке.
– Только пискни – и будешь любоваться на собственные мозги, разбрызганные по окрестностям! – процедил мне в ухо чей-то хриплый голос, – руки за спину!
У меня забрали фонарик, и на моих сведенных сзади запястьях с коротким хрустом затянулась пластиковая удавка.
– Кто там еще с тобой? – спросил незнакомец, быстро меня обшарив.
– Жена.
– Веди себя тихо, и она не пострадает.
В такой ситуации мне показалось самым благоразумным подчиниться, и я с замиранием сердца слушал, как приближается ее кряхтенье.
– Что ты тут бормочешь? Я ничего разобрать не могу, – Кира выкарабкалась из люка, – ну и куда мы попали… ой!
Ей также связали руки, и она уткнулась лбом в потрескавшуюся штукатурку рядом со мной.
– Ну вот, – вздохнул я, – а ты говорила, что хуже быть уже не может.
– Отставить разговоры! Или я вам рты скотчем заклею! – грубо заткнул нас обладатель хриплого голоса.
Он щелкнул рацией и доложил:
– У нас еще два беглеца. Куда их?
Получив инструкции, он схватил меня за шиворот и, оттащив от стены, толкнул к выходу из комнаты. Киру повели следом.