Падшие из ада

У меня было не так уж много возможностей рассмотреть окружающую обстановку, но, судя по всему, мы действительно оказались на еще одном техническом уровне, наподобие того, где мы сегодня ночевали.

Я, прожив в «Айсберге» несколько лет, успел побывать далеко не во всех его уголках. Все-таки огромный небоскреб с полным правом можно было назвать вертикальным городом, и осмотреть в нем каждый закоулок – задача нереальная. Но я даже не подозревал, что в нем имеются целые этажи, не отмеченные ни на каких картах и схемах. Этажи-невидимки, где протекала своя собственная жизнь, скрытая от посторонних глаз. Эдакие внутренности здания, о чьем существовании никто обычно не задумывается, но без которых невозможно нормальное функционирование инженерных систем дома. А захватив контроль над одной из таких служебных зон, можно полностью отрезать весь небоскреб от внешнего мира.

Мы шагали по огромному пустому этажу, среди частокола толстенных стальных колонн, переходя из зала в зал, минуя повороты и развилки Рация моего конвоира время от времени шипела и хрюкала, и в отсветах фонаря пару раз промелькнули силуэты других людей, также вооруженных и, судя по всему, патрулирующих свои сектора.

Выходит, отключение «Айсберга» и впрямь не являлось случайностью или следствием технической неисправности. Да, я и раньше подозревал, что все не так просто, но теперь убедился в этом окончательно. Все произошедшее являлось чудовищной целенаправленной диверсией, цели которой оставались не ясны.

Впереди забрезжил свет, и мы вышли в просторное помещение, в центре которого широким полукругом стояли ящики с установленной на них аппаратурой. Из дальнего угла доносилось ровное тарахтение генератора, питающего в том числе и несколько ярких светильников на высоких складных треногах. Сидевшие перед мониторами люди выглядели спокойными и сосредоточенными, что разительно контрастировало с тем адом, который их стараниями развернулся буквально несколькими метрами выше. В общей четкости и слаженности явно чувствовалась продуманная организация, говорившая о том, что операция готовилась давно и тщательно, а отсутствие суеты и шума свидетельствовало, что все идет строго по намеченному плану.

Знать бы только, кто его автор, и какова его конечная цель?

При нашем приближении стоявший за спинами операторов и наблюдавший за их работой человек обернулся, и я сразу сообразил, что главный здесь именно он. Грубоватое обветренное лицо, левую сторону которого исполосовали старые шрамы, быстрый цепкий взгляд, общая собранность, отражающая постоянную готовность к действию – все выдавало в нем опытного вояку.

Я даже не знаю, какие именно штрихи в его внешности, какие нюансы поведения обратили на себя мое внимание, но я буквально инстинктивно догадался, что пикировкой тут и не пахло. Он определенно был из «чистых». Как, впрочем, и все члены его отряда. Думается, неспроста.

Вся история с блокадой «Айсберга» начала отчетливо попахивать неким… психорасизмом, что ли.

– Еще две крысы, пытающиеся сбежать с тонущего корабля? – криво усмехнулся он, – посади их к остальным.

– Зачем Вы это делаете!? – воскликнул я, желая получить хоть какие-то ответы на накопившиеся вопросы.

– …и заткни этого типа, – командир отвернулся, утратив к нам с Кирой всяческий интерес, – после того, как подготовим последнюю трансляцию, этот коллектор надо будет тоже заварить к чертовой матери.

Конвоировавший меня боец взял с ближайшего стола рулон липкой ленты и без лишних церемоний заклеил мне рот, буркнув:

– Я же предупреждал.

После чего нас Кирой завели в комнатку неподалеку и посадили у стены рядом с еще несколькими пленниками. Убедившись, что мы надежно связаны, солдаты удалились, напомнив на прощание о крайне негативных последствиях плохого поведения.

Если я полагал, будто спустился уже на самое дно ада, и дальше падать уже некуда, то здорово заблуждался. И самый ужас состоял не в безвыходности нашего положения, не в неопределенности нашей дальнейшей судьбы, а в том, что я постепенно начал отыскивать светлые стороны даже в сидении на холодном полу со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом!

Ведь от меня теперь уже точно ничего не зависело, и я никак не мог повлиять на ход событий. А полная неспособность что-либо изменить автоматически означает отсутствие ответственности за все, что будет происходить в дальнейшем. И такое положение дел выглядит в определенной степени позитивно. Можно спокойно расслабиться, ни о чем не думать и наслаждаться заслуженным отдыхом. Если так пойдет и дальше, то вскоре я смогу найти приятные моменты даже в свидании с расстрельной командой.

Мы с Кирой сидели рядом, привалившись друг к другу, и я вполне мог немного подремать, вот только стянутые пластиковым жгутом руки то и дело начинали затекать, и мне приходилось время от времени шевелить пальцами, чтобы разогнать кровь. Мало-помалу мои глаза адаптировались к полумраку, и, чтобы не скучать, я украдкой рассматривал других заключенных. По крайней мере тех из них, кто оказался в поле моего зрения.