Падшие к небесам

– Нужно допросить его по одному делу. Скажите он на работу на машине приезжает?

– Когда как. Иногда на четверке вижу его. Это вроде отца машина.

– Понятно. Давно он у вас работает?

– Месяца три уже где-то. Испытательный прошёл быстро. Скоро уже на премию будет идти.

– У вас есть его номер?

– Да конечно. Могу ему позвонить, если хотите?

– Не нужно.

Директор продиктовал номер и протянул пышную руку со своей визиткой. Судя по виду, глава завода постоянно мониторил качество выпекаемого этажом ниже продукта.

– На случай будущих контактов. Что-нибудь сдобного в дорогу?

– Можно и так, спасибо. Я у вас одну плетенку заприметил, когда поднимался. С детства их не ел. Когда малой был, я у вас их постоянно брал.

Обратно они ехали с двумя пакетами, забитыми плетенками, зебрами и прочими деликатесами школьников новой России. Адилю пришелся по вкусу обходительный директор, и ему очень не хотелось, что бы он в ближайшее время потерял одного из своих самых перспективных экспедиторов. Последний сразу поднял трубку и, не выказав ни тени тревоги, выразил готовность ответить на все вопросы во дворе своего дома.

– Как он с учебой совмещает, на заочном что ли?

– Походу. Хотя на заводе первую партию в шесть утра развозят, вторую – вот в это время. Так что может и совмещать при желании.

– Мм, булки с вишней – божественны! Попробуйте. Ни одной косточки!

– Смешно. Я не люблю сладкое.

– Пирожков он тоже присыпал, кстати.

– Потом, Адиль. Вон он.

Возле ворот на лавке, вогнанной между деревьев, сидел парень в джинсовых шортах и пожеванной худи. Облокотившись на ствол, он сложил ноги в расхлябанном лотосе и смотрел на приближающуюся к его дому иномарку. Из-под закатанных шорт выдавались тренированные ляжки. Когда машина остановилась, он свесил одну ногу, оттолкнулся спиной от ствола и рывком поднялся с лавки, взбивая пыль шлепками убитых сланцев.

– Хайбула Забидович, давно не виделись.

– Салам, Марат. Я то вижу тебя чаще, чем ты меня.

– Ну это же ваша работа. А я-то думал, что уже не актуален для вас.

– И я бы хотел так думать, Марат. На лавке побеседуем или пригласишь?

– Прошу. Только, если вы не против, во дворе, хорошо? Отец отдыхает. Я как раз беседку закончил.

– Ты ещё и столярничаешь.

– Да, у меня много увлечений. Начал с лавки, потом конура для пса, теперь, вот и для себя конуру смастерил. Хотя корпус кованный, на заказ, но седушки и столешница – моих рук дело.

Парень пихнул дверь в воротах и лёгким кивком пригласил обоих войти. Взглянув на Адиля, он махнул ему, будто видел его не в первый раз. Для первокурсника лицо у парня было довольно взрослое: выразительно вычерченный подбородок, высокий лоб, ладная шея, ироничное выражение прибалдевших, привыкших к чужому вниманию, глаз, будто потешающихся над неряшливыми попытками смотрящего не обнаружить свой интерес. Даже волосы, не мытые, вероятно, с первого дня отгула, эстетично ерошились, увенчанные шапочкой из игриво разбрызганных прядок. Учитывая, что при подъезде к дому Марата, Адиль, как следует, размял шею, провожая губастых поселянок, плей-плотник редко когда коротал вечера на своей лавелавке в одиночестве.

В центре раскинувшегося за домом огорода расположилась простороная «говорильня». Ковка была поскупее на витиеватости, чем та, возле которой они с Хайбулой притаились в ожидании трубодёров. Дерево же, которым были отделаны стол и скамьи, было не дешёвое, с россыпью колец разных диаметра и оттенков. Обработка, вероятно, заняла у парня не меньше недели.

– Располагайтесь. Чаю? – выдержав паузу, Марат добавил – Ну что бы булочки запить?

– Таки уведомил шеф.

– Нет, уведомил вишнёвый след в уголке рта вашего коллеги. Ну и пакет спалил на сиденье, пока дверь закрывали. Шерлока пересмотрел просто… Сейчас принесу салфетку, – закинув первый раунд на плечо, Марат зашлёпал в сторону дома.

Хайбула пригляделся и заметил маленькое пятнышко, которое Адиль почти ликвидировал кончиком языка. Оба повернулись к беседке и принялись изучать пятиугольное сооружение. Каждый из углов заканчивался плошечкой, в которые по желобкам, закреплённым на крыше, стекала дождевая вода. На краю одной из плошек примостился воробей. Перед тем как в очередной раз сбить свои воробьиные сушняки, птица выписывала головой различные комбинации, будто пыталась открыть спрятанный в шее сейфовый замок. Воробей ещё раз окунул клюв в плошку и перелетел на крышу гаража, в темноте которого сияла задним бампером притаившаяся «четвёрка».

В центре стола Адиль увидел перевёрнутый черепаший панцирь с пригоршней бычков и прошёл в беседку. Пепельница покоилась на паре скрещённых миниатюрных катан, рукояти которых были обвязаны синей лентой с двумя прорезями. Изнутри половину панциря окаймляла надпись.

– Нинзя-тортила много курила, – усмехнувшись прочитал Адиль с сигаретой во рту, – Креативный парень.

– Не говори. И доски строгает, и книжки читает, и на пандуре играет, – резюмировал Хайбула, вынимая из внутреннего кармана куртки затесанный диктофон, – 20 октября, допрос Марата Шалаева.