Падшие люди

Вздохнув, доктор Шивершев бросил пренебрежительный взгляд на висящий труп моего мужа. Шея его начала вытягиваться, язык опух. Я отвернулась.

– Камнем преткновения, как это часто случается, стали деньги. Некоторые члены братства сообразили, что на частных коллекционерах можно неплохо нажиться, и все остальное перестало их интересовать. У богатых коллекционеров вдруг возникла мода на человеческие органы – засушенные сердца, почки в вине, груди девственниц, – и интересы науки были забыты. Вашего супруга это вполне устраивало. В больнице дела у него шли так себе, частных пациентов практически не было. Но азы хирургии он все-таки освоил. Полагаю, у него возникли большие денежные затруднения?

Я кивнула в ответ, сразу подумав про Аббингдейл-Холл, про то, что Томас, скончавшись, утратил право на свое наследство, а значит, мне тоже ничего не достанется. Миссис Уиггс просветила меня на сей счет. Все мои усилия удержаться в этом доме, сохранить свой брак ради безбедного будущего пошли прахом.

– Проблема в том, что он любил поговорить о себе, прихвастнуть и, посещая свои клубы и притоны, давал волю языку. Причем совершенно не учитывал, кому он это рассказывает. Потому и нужно было заткнуть ему рот. Тот человек в «Кафе Руаяль», о котором вы упомянули, с медалями… я сразу догадался, о ком идет речь. Он – довольно значительная фигура в братстве. И когда вы рассказали, что у Ланкастера с ним состоялся разговор, я понял, что вам грозит опасность. Помните, я говорил, что вам нужно спрятаться где-то на время?

– Но раз речь не обо мне, а о моем супруге, почему бы вам просто не отпустить меня? Болтать я не стану – вы же меня знаете.

– Знатный джентльмен покончил с собой, а его жена исчезла… Братство имеет возможность влиять на следствие: у нас большие связи в Министерстве внутренних дел, и с полицией проблем не возникнет. Но для газет история об исчезновении замужней женщины из Челси – материал вполне подходящий. А эти газетчики… Понимаете, мы пока… скажем так, не имеем на них достаточного влияния. И тогда вокруг братства поднимется шумиха, меня обвинят в том, что это я привлек внимание. Могут начаться проверки, а ученые этого не любят…

Доктор Шивершев удостоил меня объяснений, и это вселяло надежду. Дедушка говорил, что даже в самом отчаянном положении человек хватается за соломинку, продолжает надеяться, прямо как я сейчас. Правда, я старалась не выдать своих чувств. Доктор Шивершев неторопливо излагал свои резоны. Значит, буду сидеть и слушать.

– Есть еще одна проблема, – продолжал он. – Это мои друзья, с которыми вы меня видели в «Десяти колоколах». Мужчина, Уолтер, простой человек, мой извозчик, он покинет страну вместе со мной. А вот женщину, Мэри, никогда не выпустят. Ее роль – заманивать людей, источники человеческих органов. Начинала она проституткой – у нее вообще очень пестрое прошлое, как и у всех нас, – но она заслуживает лучшей доли, и я хочу забрать ее с собой. Когда члены братства поймут, что она пропала, они сразу догадаются, что она уехала со мной. Они будут недовольны, хотя, думаю, это их не удивит. Мне придется использовать все свое влияние, завоеванное за годы службы, иначе нам не выжить. Простой проститутке ни за что не позволят уехать из страны. Это, разумеется, чистое лицемерие. Братство гордится тем, что оно свободно от культурной тирании, но, когда речь заходит о женщинах, боюсь, вас по-прежнему считают собственностью мужчин. Теория – это одно, а практика – совсем другое…

Доктор Шивершев глубоко вздохнул и умолк.

Лекция о лицемерии ничего мне не дала, но я ее добросовестно выслушала. Во мне закипало негодование. Я злилась на саму себя за то, что угодила в такой тяжелый переплет, оказалась в безвыходной ситуации, которая была страшнее любой из прежних моих бед. С другой стороны, теперь все встало на свои места.

– В больнице я любезничала с ним, навещала его, когда он оказался на больничной койке, лежал, изображая мученика…

Доктор Шивершев вздрогнул и с интересом посмотрел на меня.

– А, значит, тогда вы сблизились? – он хохотнул. – Между прочим, подозревали, что это Томас устроил тот пожар в больнице?

– Как! Зачем? На Томаса это совсем не похоже. Зачем бы он стал поджигать сам себя?

– С ним там был еще один врач, доктор Ловетт.

– Да, я его знаю. То есть я с ним знакома. Ричард Ловетт был шафером на нашей свадьбе. Томас на руках вынес его из огня.

– Ну, вообще-то… Он был не только шафером Томаса, они вообще были очень близки какое-то время. Вы меня, конечно, понимаете?

Сама того не желая, я покраснела. Похоже на правду, ведь я видела Ловетта в притоне для гомосексуалистов.

– В ту ночь, когда случился пожар, Томас и Ловетт повздорили – полагаю, тот самый случай, когда «милые бранятся». Ловетт был уверен, что перед самым пожаром Томас ударил его по голове. Только что он был в сознании, и вдруг…

– А вы откуда знаете?