Падшие люди

С приближением мужских голосов сердце в груди загрохотало еще громче. Лестница, ведущая на чердак, заскрипела под тяжестью мужа и его коллеги. Потом – тишина, поворот ключа в замке, и я оцепенела: сердце замерло, я затаила дыхание, даже пот на теле застыл. Я так крепко стискивала в ладони ключ, что с отпечатка, который на ней остался, пожалуй, можно было бы сделать еще один дубликат. Другой рукой я зажала рот, стараясь дышать ровно и бесшумно.

– Как! Здесь нет газового освещения? – воскликнул доктор Шивершев возбужденным голосом. Я была рада, что доставила ему неудобство.

– Подожди, я сейчас, – ответил Томас.

Вернулся он с зажженной свечой, и при ее свете я разглядела, что в юбке, под которой я спряталась, имеется прореха, а под ней – только прозрачная нижняя юбка. Через нее я различала мутные силуэты, но была уверена, что она скрывает блеск моих глаз. Томас подошел к манекену. Лица я не видела, но знала, что это он. Он держал свечу высоко и водил ею слева направо. Доктор Шивершев, в черном пальто и котелке, с медицинским саквояжем в руке, устало следовал за ним.

– Роберт, если она сбежала, всем нам конец. Так и знай, – произнес Томас.

– Что ты ей рассказал? – спросил доктор Шивершев.

– Да ничего, ничего конкретного, но, поверишь ли, она далеко не дура.

– Зачем вообще нужно было что-то говорить? Ты поставил под угрозу всех в этом доме.

– А ты попробовал бы пожить с ней! Она вечно лезла с расспросами, я не мог постоянно отмалчиваться.

– Надо иметь воображение – или хотя бы время от времени появляться дома, – сухо заметил доктор Шивершев. – Кто еще здесь живет?

– Больше никого нет. Вся прислуга уволилась. Осталась только миссис Уиггс, но я не знаю, куда она подевалась. Боже мой, вот незадача. Что же делать? Что делать, Роберт? Это не женщина, а сущий кошмар.

– Томас, сначала решаем неотложные проблемы. Поставь-ка свечу на стол. Нельзя терять самообладание. Главное, не поддаваться панике. – Голос у доктора Шивершева был такой же, как тогда, когда он осматривал мой язык.

Он поставил на пол свой саквояж, руками в черных перчатках открыл его, вытащил что-то похожее на кусок веревки или толстого шнура – и вдруг сделал резкий выпад вперед. Взрыв энергии. Шум отчаянной борьбы, шарканье каблуков об пол, напряжение всех сил, до изнеможения. Я попробовала выглянуть в прореху, но драка происходила слишком близко от меня, так что манекен шатался и мне пришлось его поддерживать. В какой-то момент ноги Томаса оказались под юбкой манекена, он чуть не лягнул меня.

Затем я услышала хриплый присвист, судорожные вздохи, как при удушье. Это продолжалось нестерпимо долго, а потом наступила тишина. Доктор Шивершев разжал руки, и тело Томаса с глухим стуком свалилось на пол. Вот и всё. Мой муж-мучитель был мертв. Меня трясло так сильно, что, должно быть, и манекен дрожал вместе со мной.

Доктор Шивершев копошился в своем саквояже. Вскоре я увидела, что тело Томаса рывками поднимается вверх, как флаг на мачте, и вот его ноги повисли в воздухе. Начищенные черные ботинки болтались всего в нескольких футах от моего лица. Доктор Шивершев тяжело дышал, словно старый пес. Он подтащил один из стульев, поставил его рядом с телом Томаса, сел, нагнулся вперед, протяжно выдохнул, вытер пот со лба. Посидел несколько минут, пока дыхание не успокоилось.

– Ну, а теперь, миссис Ланкастер, можете вылезать.

* * *

– Вы наследили, – объяснил он, как будто для того, чтобы в следующий раз я учла свои ошибки. – Как олень. Ваши следы ведут прямо сюда. Вы не пострадали?

Он осмотрелся. Голуби спокойно ворковали, ничуть не смущаясь тем, что их новый сосед покачивался, свисая со стропил. Мы оба проследили, как на ненужный комод с неблагозвучным «шлеп» плюхнулся помет, что уронила одна из птичек.

– Очаровательное местечко, – произнес доктор Шивершев.

Дыхание его выровнялось, он снова полез в свой саквояж. В доме больше никого не было, соответственно то, что он доставал, предназначалось для меня. Он вытащил длинный серебряный нож и принялся его вытирать, хоть тот и без того блестел в свете свечи.

Я сидела на полу, обхватив руками поднятые к груди колени. Доктор Шивершев оставался на стуле, глаза его сияли, как воксхоллское стекло[21]. Я понимала, у меня считаные минуты на то, чтобы поторговаться за свою жизнь, – ровно столько, сколько ему требуется, чтобы собраться с мыслями. Значит, медлить нельзя. Ноги моего мертвого супруга покачивались между нами, словно метроном, – наглядное напоминание о том, что мое время истекает.

– Вы пришли меня убить? – прямо спросила я.

Доктор Шивершев кивнул.

– Я могу сделать это быстро, – сказал он. – Больно не будет. – Голос его полнился сочувствием, словно он сообщал о гибели любимого питомца.

Я утратила самообладание. Вся затряслась, задрожала. Дышать стало трудно. Позабыв про гордость и достоинство, я разревелась. Умоляла не убивать меня, а он смотрел поверх моей головы куда-то вдаль. Я никогда не считала себя храброй.