Падшие люди

Меня немало тревожило, что Томас потеряет терпение, однако он принадлежал к той категории мужчин, которые даже мысли не допускают, что они могут быть отвергнуты женщиной, и потому моя неуступчивость сводила его с ума. Даже в больнице он постоянно терся возле меня, как кобель, так и норовя залезть под юбку.

Сплетни о нас распространялись по больнице с молниеносной быстротой, как пожар, вот-вот достигнут ушей Матроны. Остальные сестры милосердия перешептывались за моей спиной, я ловила на себе лукавые взгляды, но мне было все равно. Я стала ужасной медсестрой: рассеянной, равнодушной, невнимательной. Выполняла только самый минимум того, что от меня требовалось. А какой смысл усердствовать?

Томас много говорил о себе, это была его излюбленная тема. Мне самой о себе сказать было особо нечего, и такой расклад нас обоих устраивал. Я считала его милым, себя – умной. Пусть говорит, думала я, значит, мне нечасто случится что-либо выболтать о себе. Он спросил про мою семью, я рассказала ему старую байку про скарлатину, – что меня вырастили бабушка с дедушкой, а теперь уже и их нет в живых. Я одна-одинешенька на всем белом свете. Бедная беззащитная девочка. Я никогда ему не лгала, и новых вопросов он не задавал.

Он рассказывал, как рос в доме под названием Аббингдейл-Холл – большом георгианском особняке в селении Рэксэм, что находится в нескольких милях от Бристоля. А мне этот особняк представлялся дворцом. При доме имелись маленькая ферма, оранжерея и птичник. Однажды он упомянул, что у них двадцать слуг, так у меня чуть голову не снесло. Двадцать! Я силилась представить, чем все эти люди занимаются целыми днями. В поместье были пахотные поля, на которых выращивали урожай, пастбища для крупного рогатого скота и арендаторы, ухаживавшие за живой изгородью. Им пришлось нанять фермера, который вместе со своей семьей заботился об угодьях. А еще, по словам Томаса, на территории поместья были разбиты пейзажные парки, террасы, розарии, декоративные клумбы, даже дендрарий. Я боялась, он заподозрит, что толчком к пробуждению во мне страстного влечения во многом послужило его богатство.

– Мой отец называл наши угодья райским садом, – сказал он. – Там под деревьями растет черемша. Красота неописуемая.

В моем представлении это и был рай. Детство Томаса прошло в мире, совсем непохожем на мой.

Однажды вечером, когда мы были в его спальне, он вдруг заявил:

– Когда мы поженимся и я завоюю славу величайшего хирурга Англии, мы с тобой уволимся с работы и поселимся там. После смерти матери я унаследую огромное состояние. У меня есть сестра-двойняшка, Хелен. И я, разумеется, о ней позабочусь. Я ведь человек прогрессивных взглядов. Дам ей достаточно, чтобы она чувствовала себя счастливой. Ее хлебом не корми, дай что-нибудь организовать и привести в порядок. Малышка Хелен! Она всегда любила распоряжаться, и у нее это хорошо получается. Но наследник я, и этого не изменить.

Томас говорил все то, что мне хотелось слышать, но я была уверена, что он меня дразнит. Вряд ли он всерьез намеревался жениться на мне. Зачем ему это надо?

– И мы будем приглашать на чай королеву Викторию, и у меня отрастут ангельские крылья. Можно подумать, люди твоего круга женятся на таких, как я! Глупости. Лесть твоя приятна, но издеваться над собой я не позволю.

Мои слова его покоробили, и меня кольнуло чувство вины.

– А у тебя, значит, другие планы?

– По-твоему, мне не терпится выскочить замуж? Ну, конечно, о чем еще может грезить тридцатилетняя старая дева! К твоему сведению, у меня есть собственные устремления. Вот отпашу в больнице четыре года, как положено, потом уволюсь и уеду в колонии, буду работать там. Не ты один ищешь приключений и мечтаешь добиться успеха. Переберусь в Африку или в Индию, может быть… Мне всегда хотелось жить в более теплых краях.

Конечно, никаких таких планов я и в помине не строила. Об этом всегда говорила Айлинг, и сейчас ее идеи слетали с моих уст.

– Чапмэн, в Индию я тебе ехать не советую. Как бы заманчиво это ни звучало, поверь, нет никакой романтики в приступе дизентерии. А можно и малярию подхватить.

– Это ты так делаешь предложение? Выходи за меня – это лучше, чем дизентерия?

Томас расхохотался, отчего я лишь разозлилась.

– Что смешного?

– Представляю тебя в деревне прокаженных. Сомневаюсь, что это твое призвание, Чапмэн, учитывая твое отношение к выхаживанию соотечественников в Лондонской больнице. Не мешай себе жить, не пытайся избежать того, что неминуемо произойдет, не имея на то более веской причины, чем гордость. Выходи за меня! Мы с тобой слишком похожи, хоть и люди разного круга. Сам бог нам велел быть вместе.

– Я рада, что мои идеи тебя позабавили. Может, на ваш взгляд, доктор Ланкастер, я и отчаявшаяся старая дева, но даже я заслуживаю того, чтобы мне сделали предложение в более благопристойной форме.

– Ты к себе несправедлива. Послушать тебя, так ты прямо старуха, как наша Матрона.

– Я старше тебя.

– Ненамного.

– На сколько?

– Мне двадцать пять.