Падшие люди

– Ты выглядишь на двенадцать. И как отнесется к этому твоя семья? Они никогда не допустят нашего брака. Думаешь, мама твоя будет плясать от радости, что ее сын позвал в жены простолюдинку-медсестру, которая к тому же старше его на пять лет? Я воспитана в Армии спасения, доктор Ланкастер, привыкла стучать в тарелки и к тому, что пьяные закидывают меня овощами, так что, уж простите, но мне непонятно, зачем я понадобилась хирургу в качестве жены. Как-то это подозрительно.

Разгневанная, я встала с кровати и, подойдя к зеркалу, принялась приглаживать волосы и поправлять растрепанную Томасом одежду.

– Старовата я для тебя, во мне полно горечи, – сказала я ему. – Побереги свое красноречие для девицы помоложе. Тебе это не будет стоить таких трудов.

– Но мне нравится труд, Чапмэн.

Я напомнила ему, что у меня нет родных, нет богатых тетушек и дядюшек, от которых можно ожидать наследство. Он ответил, что мертвые родственники ему больше по нраву, некому будет докучать нам на Рождество. Я сказала, что у меня нет денег, нет приданого. Он ответил, что у него будет собственный доход, как только он организует свою практику, а когда-нибудь унаследует Аббингдейл-Холл со всем, что к нему прилагается. Но как же его мать? Разве она не должна одобрить его брак? Разве она уже не подобрала ему невесту?

– Чапмэн, в отношении меня ты должна четко усвоить кое-что. У меня есть любимая сестренка Хелен. Внешне малютка, она, как и все маленькие существа, склонна воображать себя более важной, чем это есть на самом деле. Представь себе разъяренного джек-рассела. Познакомишься с ней, сама поймешь, что я имею в виду. Хелен предпочитает, чтобы я жил в Лондоне и не мешал ей царствовать в замке, и пока я ей это позволяю. Со временем настанет и мой час, а пока пусть она правит домом и руководит слугами. Далее. У меня есть мать – тщедушная старушка. Она вся дрожит и трясется, но по-прежнему малюет лицо, подобно семнадцатилетней девице, которую должны представить ко двору, хотя оно у нее перекошено, а сама она слова не способна вымолвить, чтобы не пустить слюну. Я могу делать что хочу. Отца надо было бы опасаться, но его давно нет в живых. Умер, когда мне было четырнадцать лет. Сердце внезапно остановилось, как часы. Так что мы с тобой, Чапмэн, оба – вольные птички. Они не станут поднимать шума из-за моей женитьбы, даже если не одобрят мой выбор. Не рискнут устраивать сцену, опасаясь скандала.

Томас нерушимо верил, что жизнь его вознаградит. Только деньги внушают такую уверенность. Богатство в Англии существует под защитой заговора богатых слоев: без приглашения в их круг не попадешь. Такая, как я, возможно, настоящий вампир, но Томас уже находился в этом круге и настойчиво приглашал меня присоединиться к нему. Каково это – жить в особняке с двадцатью слугами и знать, что ты никогда не скатишься на социальное дно? Томас был человек импульсивный, избалованный, шумный, стремился быть в центре внимания. Подобно отцу, он увлекался коллекционированием, любил ходить по магазинам и тратить деньги. Мне он купил мумифицированную голову из Южной Америки, – просто чтобы посмотреть, как я вскрикну, открыв коробку. В глубине души я подозревала, что для него я – тоже просто вещица, которую он пытается присовокупить к своей коллекции. Но даже если это и так, какая разница? Зато я стану хозяйкой дома в Челси.

Второй раз делая мне предложение, Томас заявил, что я обязана стать его женой, потому что он дальтоник и запросто может появиться на людях в плохо подобранном наряде. Мой святой долг – спасти его от этой участи. Мы оба рассмеялись. Томас действительно путал зеленый цвет с красным и иногда с коричневым. А в следующую минуту смех застыл у меня на губах, ибо он опустился на одно колено и преподнес мне огромный бриллиант в платиновой оправе. Лишь неимоверным усилием воли мне удалось не утратить самообладание, а то глаза так и порывались вылезти из орбит. Я все ждала, что он отдернет руку, в которой держал кольцо, но он ее не отдергивал. И я ответила согласием. Я не ведала, во что ввязываюсь: происходящее больше напоминало мираж, призрачное видение, которое обычно исчезает, если долго на него смотреть; это была некая хрупкая идея. А в идеи легко влюбиться. Я лишь могла воображать, что моя жизнь значительно улучшится по сравнению с моим нынешним существованием, которое зачиналось в нищете и позоре.

6