Падшие в небеса. 1937 год

— Опять?! — взвизгнул он. — Опять?! Кто просит тебя оценки давать?! Кто ты такой?! Тебя сюда, зачем прислали?! Помогать разоблачать этих врагов! Помогать разоблачать! Понял?! — редактор вскочил со стула и забегал по ковровой дорожке кабинета. Он мерил мелкими шагами помещенье. Клюфт, сидел угрюмый, опустив голову. Главный редактор бросал на него гневные взгляды:

— Я вижу, товарищ Клюфт, вы слишком либерально, так сказать настроены! Не за тем вас сюда партия и комсомол направили! Будьте добры, выполняйте свою работу! Вы боец! Идет война! А на войне, как говорится — действуют законы военного времени! Клюфт твердо и громко ответил:

— А если эти люди невиновны? Что тогда? Кто за это ответит? Смирнов рухнул на стул. Он — тяжело дыша, схватился рукой за сердце. Павел испугался, что редактору стало плохо:

— Что с вами?! Что с вами Петр Ильич?! Но тот, отмахнулся от Клюфта и устало ответил:

— Паша, Богом тебя прошу — молчи! Не говори больше такое! Прошу тебя! У меня ведь семья, дети! И ты такой молодой! Молчи и делай! Просто делай! И ничего не спрашивай! Ничего! Поклянись, что не будешь больше такое говорить? Клюфт не понял — какое отношение к их разговору имеет семья редактора, но, почувствовав себя виноватым, буркнул:

— Клянусь…

— Вот и хорошо! А теперь иди. Иди мальчик. Работай. Уже второй час. К утру надо статью написать. Постарайся. Сдашь завтра утром, я тебя после обеда отпущу отоспаться. — Смирнов устало махнул рукой. Разговор, окончен. Павел направился к двери. На ходу, он услышал, как Смирнов тихо, бросил ему вдогонку:

— Еще будет очень много мерзкого Паша в твоей жизни. Готовься. Клюфт вернулся к себе в кабинет, быстро сложил печатную машинку в большой чемодан и выключив свет — вышел. Закрыв дверь на ключ, он уверенной походкой прошел по коридору. В темноте длинного помещенья, он не заметил, что за ним внимательно наблюдали. Грузная фигура Пончиковой, притаилась в дальнем углу. Женщина проводила Павла подозрительным взглядом.

Павел любил ходить по ночному Красноярску. Пустые улицы. Свежий морозный воздух. И скрип снега под ботинками. Ночь словно затаилась. Ветра не было. Луна забавно разбрасывала свой унылый свет на сугробы. Почти желтые снежинки — блестели в полумраке. Где-то вдалеке лаяли собаки. В воздухе стоял запах угольного дыма. Павел любил этот запах. Он, казался, ему каким-то родным и уютным. Сразу вспоминалось детство и его родители. Зимние, долгие вечера — когда вся семья проводила время вместе, в большой гостиной. Мама играла на рояле. Отец читал стихи. А Павла заставляли петь песни. В основном посвящение рождеству. В печке горел уголь, он и попахивал как-то тепло и мило. Но это было так давно. Так давно, что Павел даже боялся вспоминать. Клюфт шел быстрой походкой по проспекту Сталина, где находилась редакция газеты, к улице Обороны. До дома идти минут десять. Купеческий Красноярск построен так, что можно очень быстро из центра с многоэтажными, большими, красивыми, домами, попасть в настоящую деревенскую заимку на окраине — где стоят обычные, бревенчатые хаты с печными трубами и огромными воротами у ограды. Павел несколько раз оборачивался и ставил чемодан с машинкой на снег. Закурив папиросу, он глубоко затянулся. Дым обжег легкие. Клюфт закашлялся. Сплюнув, поднял чемодан и двинул вниз к реке Кача. Улица Обороны была не очень длинной.

Она упиралась в высокий холм, который называли «караульной горой». Давным-давно, еще в семнадцатом веке на этом холме — казаки, осваивавшие Сибирь, построили маленькую часовню. С ней они наблюдали за южными окраинами. Оттуда на Красноярск делали набеги киргизы и хакасы, жившие тут еще до прихода русских. Часовня на караульной горе так и возвышалась над городом, напоминая, о тех далеких временах. Родовой дом семьи Клюфтов построили еще в девятнадцатом веке. Крепкий, бревенчатый особняк с кирпичным полуподвалом, был сооружен основательно, с запасом на временную прочность. Резные наличники на окнах и крытая железом крыша. После революции дом у отца отобрали. Но жилищный комитет большевиков — аптекаря Сергея Августовича Клюфта с семьей и маленьким Пашей, почему-то не выселил, оставив, довольно большую комнату, в полуподвальном помещенье. Окна этой обители, находились на уровне тротуара. Когда маленький Паша смотрел из них на улицу, то видел лишь ноги проходящих людей. Но ему, почему-то, это нравилось. Маленькому Клюфту казалось, что ноги у человека самая красивая, а главное безобидная для всех окружающих часть. Ноги никогда не дадут подзатыльника или пощечины. Ноги могут отнести тебя, куда ты хочешь.