Падшие в небеса. 1937 год

— Красноярск, из семьи служащих. Иваненко сгреб протоколы и аккуратно сложил их в картонную папку. Павел с удивлением заметил, что на титульном листе — была уже напечатана его фамилия и присвоен номер.

— Одеться и стать к стене! — очередной вопль громилы потряс стены.

Павел все делал машинально. Словно согласившись со своим незавидным положением — он обреченно напялил на себя рубашку, свитер и брюки. Ботинки без шнурков — выглядели, как-то беспомощно. Сзади хлопнула решетка и застучали гулкие шаги. Сапоги, выбивали по каменному полу равномерные удары. Клюфт обернулся и увидел, что из камеры вышли его конвоиры. Звякнули ключи у противоположенной решетки. Створка отворилась и в камеру ввалились еще два сотрудника — совсем молодые парни. Никаких, знаков различия в петлицах — рядовые.

— А ну! Петров и Стриженов — арестованного Клюфта в бокс номер три. До особого распоряжения. Санпропускник не нужен. Заключение есть. Без права прогулки. Только по распоряжению следователя. Вещдоки в опер часть. Выполнять! — скомандовал Иваненко. Вошедшие конвоиры засуетились. Один собрал бумаги и книги, складывая их в скатерть. В вещах уже успел покопаться «старшина-верзила», но видно ничего интересного и ценного не приметил. Второй конвоир подошел к Павлу и завел ему руки за спину:

— Вот, так, держать! При движении по коридору голову вниз. По сторонам не смотреть. При командах выполнять, — сказал он каким-то неуверенным голосом. Павел почувствовал — парень волнуется. Клюфт попытался посмотреть ему в лицо, но не смог. Конвоир прижал Клюфта к стене. Опять, брякнул замок. В глубине коридора вновь послышались шаги. Солдат дотронулся до плеча и скомандовал:

— Вправо пошел! К стене. Стоять! Павел сделал три шага и остановился у решетки. Надзиратель подтолкнул его и захлопнул перегородку.

— По коридору шагом марш! — команды отдавались эхом в длинном тоннеле.

Павел шел по каменному полу и разглядывал свои ботинки без шнурков. Сколько он сделал шагов, не считал. Клюфту показалось, что они идут целую вечность. Вдруг, раздался женский крик. За стеной дико кричала арестантка. Шаг, еще шаг. И вновь крик. Крик о помощи. На этот раз — вопил мужчина. Павел, испуганно сжал кулаки. «Куда я попал? Может в преисподнюю? Может в ад? Это и есть ад. Бога нет, а ад есть? Нет, такого быть не может. Человек не может сам себе сотворить ад! Зачем ему ад? Но это все есть! И это все я вижу!» — Павел зажмурил глаза.

За стеной кто-то заурчал. Это был рев дикого существа. Рык с угрозой! Так, мог рычать только монстр! Послышался отборный мат! Мужчина выругался самыми скверными словами! Такого мата Павел за свою жизнь никогда не слышал.

— Стоять! Лицом к стене! Клюфт уперся лбом в холодную стену. Он почувствовал запах сырой известки.

Видно недавно здесь побелили. Вновь бряканье ключей. Звякнул замок. Скрип ржавых петель. Пахнуло сыростью и пустотой.

— Повернуться, входить! Конвоир втолкнул Павла в темное помещение. Клюфт, едва не споткнулся о порог.

Сзади — словно последняя надежда, грохотнула тяжелая дверь. Все темнота. Тишина. И где-то, там, в коридоре, топот сапог. Надзиратель удалился. Павел, несколько секунд, стоял, недвижим, пытаясь рассмотреть — куда он попал. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Совсем маленькая камера. Примерно метр на два. К стене прибит железный стол. Возле него — деревянная лавка. В углу, за решеткой — светилась, совсем тусклая, маленькая лампочка. И все. Ничего более. Павел тяжело вздохнул. Сделал шаг и с опаской опустился на лавку. Он, почувствовал, что ему встало легче. Напряжение спало. Странно — но, Клюфт ощутил, что вот так — сидеть на лавке, это такое блаженство! Развернувшись, он облокотился на стену. Она, оказалось совсем промерзшей. Павел сделал глубокий вдох. В камере было холодно. Часа три и можно окончательно околеть. Но сейчас, Клюфта радовало одно — он мог просто посидеть в тишине. Спокойно подумать. Придти в себя. Размыслить. «Нужно взять себя в руки. Взять! Нужно определить свою позицию. И главное раз и навсегда запретить себе, срывать и вести себя сдержанно! Иначе! Иначе — все может обернуться, против меня! А этого допустить нельзя. Взять себя в руки. Не паниковать!» — рассудок и здравый смысл без страха и паники вернулись к Клюфту.

Восьмая глава