Падшие в небеса. 1937 год

— Иди, иди и не думай! Если решил свести счеты с жизнью — не в мою смену. Мне дохляков не надо. Тем более ты еще и следователя то не видел. А раз не видел, значит, и не знаешь — что тебя ждет. А вздернуться всегда успеешь. На тот свет все успевают — никто не опаздывал. А если и опаздывали, так были довольны. Иди и не думай. И Павел брел,… а, что ему оставалось? В конце длинного коридора, они подошли, к одной из десятков одинаковых дверей. Старик скомандовал:

— Лицом к стене. Стоять! Конвоир повернул ключ в замке. Он со скрежетом щелкнул. Камера, в которую Павла затолкнул надзиратель, оказалась небольшим складом. В углу возвышался желтый унитаз. Ржавая вода и моча тысяч арестантов заставили поменять, белый цвет — на рыжий.

— Пока, можешь оправиться.

Старик открыл большую створку. Павел оглянулся. Этот тюремщик вел себя слишком фривольно. Не боялся поворачиваться спиной к арестанту. Может, провоцировал, а может, и знал — никто на него не кинется. А если и кинется — куда бежать? До первого поста? До первой перекрытой решетки? Да и зачем бежать? На воле — что ждет? Клюфт тяжело вздохнул. Он подошел к унитазу и посмотрев еще раз на тюремщика расстегнул ширинку. Старик, подождал, пока Павел оправится. Он не спешил. Клюфт подошел к конвоиру с опущенной головой. Надзиратель участливым голосом сказал:

— Вот, бери, тут, матрас и подушку. И за мной. Павел, схватил серый матрас. Подушка оказалась — маленькой и скомканной. Она больше напоминала половую тряпку или мешок для лука. Павел понял — больше всего на свете, он, мечтает — прислониться, к этой грязной, бесформенной тряпке, головой и заснуть на пару часов! Просто лечь и заснуть! Они вновь вышли в коридор. Та же процедура. Старик, вел его, не спеша. Шаги эхом отдавались в мрачных стенах. Где-то вдалеке все также звучали и звучали голоса. Кто-то надрывно кричал. На встречу несколько раз попались такие же, бедолаги — арестанты, как Павел. Они тоже шли, низко опустив голову. За ними конвой. Павел видел узников тюрьмы лишь по ногам. Два раза попались обычные ботинки и один раз сапоги, причем хромовые. Явно пропели мимо, какого-то офицера. Сапоги были начищены до блеска и сверкали. Клюфт это успел рассмотреть за пару секунд. Тюремщик провел его в самый конец длинного коридора. По лестнице они вновь поднялись на третий этаж. И вновь — коридор, и бесконечные остановки возле решеток. Старик на ходу перекидывался репликами с коллегами-часовыми. Они, шутили друг над другом. И шутки были какие-то тупые и пошлые. Да о чем могут шутить тюремщики? Наконец надзиратель остановил его возле камеры. Старик припал к дырке глазка — секунд пять, он, наблюдал, что творится внутри каземата. Затем поднял голову и тихо сказал Павлу:

— Старайся не шуметь. Все спят. Камера тебе попалась тихая. Спокойная. Урок нет. Одни политические. Так, что до утра можешь спать. Но учти, замечу, руки под одеяло засунешь — подниму всю камеру! Руки, чтобы, поверх одеяла были! Таковы правила. И еще! Если, кого-то, на допрос вызывают — башку не поднимай. Если не твоя фамилия. Лежи и не шевелись. И знай — этой ночью тебя на допрос не дернут. И последнее, мой совет — выспись. Тебе завтра не сладко придется. Павел стоял и слушал. «Зачем это страшный человек все ему говорит? Зачем? Может, он ему понравился? Или он жалеет невинных? Нет, этот тип не может жалеть. У него просто нет, отдела мозга, который отвечал бы за жалость. Он просто высох за время работы в этом страшном месте! Нет. Просто ему, наверное, скучно. И все». — подумал Павел, тяжело вздохнул и прошептал:

— Не верь, не бойся, не проси! Старик, покосился на Клюфта и одобрительно, кивнув головой, подтолкнул его в открытую дверь камеры. Павел переступил порог. Скрип замка за спиной. Хлопок железной обшивки и темнота…

Девятая глава

Несколько секунд глаза привыкали к полумраку. Тишина. В нос ударил запах прелого, грязного тела, мочи, фекалий и сырости. Клюфт невольно поморщился. В темноте Павел рассмотрел три пирамиды двухъярусных нар. Одна стояла возле небольшого окошка, зарешеченного толстыми прутьями. Снаружи окошко, было закрыто железным коробом. Хотя, все-таки дневной свет в помещение через него попадал. Но сейчас было темно. Павел нерешительно двинулся к нарам. Он попытался рассмотреть — есть ли где свободное место. Неожиданно, на нижней шконке, поднялась бесформенная куча, зашевелилась и подала голос. Клюфт вздрогнул.

Клюфт пожал плечами:- Вон, там, свободно. У окна. Ложись туда, — прошептал обитатель камеры. Павел не стал ничего расспрашивать и прошел к нарам, что стояли возле окна. Нижнее место действительно оказалось свободным. Клюфт спешно размотал матрас, бросил подушку, одеяло и лег. Опустил голову на грязную тряпку и зарыл глаза. Руки непроизвольно попытались натянуть одеяло до подбородка, но Клюфт отдернул накидку, вспомнив, предупреждение старика — надзирателя: «Руки должны быть поверх!». Сверху показалась всклоченная голова. Она зашептала: