Падшие в небеса. 1937

– Милая, ты еще не знаешь, что тебя ждет! Ты еще не знаешь, что нас ждет всех! Это страшно! Ты не знаешь, что такое, допустим, десять лет без права переписки! Не знаешь! И ты не знаешь, деточка, как все быстро сейчас решается. Какой там суд?! Там конвейер! Там их тысячи! Понимаешь, Вера, тысячи, и на каждого просто не будет времени вот так судить прилюдно! И это, Вера, ты должна знать!

– Как это не будут?! Нет! А кто следователь, кто вообще занимается их делом?! И папиным?! Кто? Вы пытались выяснить?!

Роза, кивнув головой, отмахнулась:

– Конечно, пыталась, но мне никто ничего не сказал. Мне вообще посоветовали идти домой и ждать. Мол, вас оповестят. И все. А хорошие люди вообще посоветовали, понимаешь, Вера, страшное – отречься от дяди Левы! А то, а то они не пощадят ни меня, ни родню. Ни детей! Вот так, Верочка!

– Как это, отречься?! Кто посоветовал?! Это чушь! Как такое возможно?! Такое слушать?! Эту ерунду?! Этот бред!

– Возможно, Верочка, возможно! Кстати, и я-то старая, а вот ты! Ты молодая. Ты вот, Верочка, тебе надо подумать. Подумать об этом. Тебе жить еще и жить! – Роза всхлипнула.

– О чем подумать?! – вспылила Вера.

– О том, Верочка. Лучше бы было, чтобы ты к отцу-то не ходила. Ничего хорошего от этого не будет. Да и передачу ему вряд ли примут. Вряд ли, – Розенштейн покосилась на Верину авоську.

– Замолчите вы! Замолчите! Вы – мелкая и слабовольная женщина, которая трясется за свою шкуру! Которая готова сложить ручки! Вытянуть их вверх! На радость этим уродам! – прокричала Вера и кивнула в сторону тюрьмы.

Ей так захотелось ударить тетю Розу по лицу. Ей так захотелось влепить пощечину этой толстой тетке с распухшим красным носом и зареванными глазами! Но это была лишь короткая вспышка ярости. Лишь искорка гнева. Щукина тут же остыла. Она пожалела, что нагрубила этой женщине. Ей стало стыдно, что она вымещает злость на этом человеке. Но тетя Роза не обиделась и даже не подала вида, что услышала гневные слова в свой адрес. Розенштейн, как ни в чем не бывало, сказала:

– Верочка, пойми, я хочу увидеть моего Левочку. Но не могу. А знаешь, как ему сейчас трудно без шерстяных носков?! А?! Очень трудно! У него ведь больные ноги! Ревматизм. А там всюду каменные полы! Он так мучается, у него так ломит ноги и суставы! Особенно по вечерам! Верочка! – тетя Роза вновь заплакала.

Щукина обняла ее и тоже зарыдала. Они так и стояли, рыдая друг другу в плечо. Две женщины издалека смотрелись как единое целое. Первой очнулась Вера. Она осторожно отстранилась от тети Розы и уверенно сказала:

– Я пойду туда! Я все выясню. Я потребую, чтобы они немедленно приняли посылку у меня для папы и Паши и для дяди Левы!

Тетя Роза лишь обреченно кивала головой. Женщина на этот раз не стала отговаривать девушку. Она подняла свой баул и поплелась за Щукиной вслед. Вера, крепко сжимая в руке авоську, шла по направлению к белому зданию тюрьмы. Шла, не обращая внимания на колючий ветер, который щипал мокрые от слез щеки.

Окно для приема передач находилось в тесном помещении, сбоку от главного входа тюрьмы. Над дверью почему-то висела табличка: «Служебный вход».

Высокое крыльцо и чугунные перила. Вера решительно потянула на себя ручку, но войти внутрь не смогла. В тесном и узком коридоре тюремного холла толкалось очень много народа. Люди сидели на стульях вдоль стены. У многих в руках были котомки. Протиснуться среди этой толпы, не толкнув кого-нибудь, просто нереально. В воздухе висел неприятный запах человеческого пота и табака. Посетители с жалобными и обреченными лицами ждали одного – возможности протиснуть в маленькое оконце сверточек для родного и близкого человека. Очередь продвигалась медленно. Люди кричали, им в ответ грубили охранники и надзиратели. Стоял страшный гул из проклятий и жалоб. Вера поняла: тут придется протолкаться не меньше часа, а то и двух. Девушка расстегнула пальто и сняла шапку. Ее волосы рассыпались по плечам. Тетя Роза всхлипывала где-то в углу. Она с надеждой и жалостью смотрела на Щукину. Вера ей подмигнула и огляделась. Помимо оконца для приема передач, сбоку виднелась еще и дверь. Возле этого входа народа почему-то было гораздо меньше. Щукина уверенно шагнула, расталкивая толпу. Рядом с дверью сидел мужчина средних лет, одетый в бараний полушубок. Посетитель жалобно смотрел на Веру. Щукина, подобравшись к нему, требовательно спросила, кивнув на дверь:

– А там что? Там что?

– Эй! Эй! Туда нельзя! Там служебный вход! – испуганно завопил мужик.

– Что? Служебный, вот и прекрасно!

– Эй, девица, туда нельзя! Не надо, не ходите, вам же хуже будет! Потом вообще выгонят! А то и заберут! – взмолился мужичок.

– Хуже не будет! Хуже чем сейчас вряд ли будет, – буркнула Вера и потянула на себя ручку двери.

– Эх, милая, как знать, как знать… – вздохнул человек в полушубке.

Когда Вера ввалилась в загадочное помещение, то чуть не споткнулась о сапог высокого солдата. Здоровенный парень в шинели удивленно уставился на Щукину. Та, оглядевшись по сторонам, виновато улыбнулась и, тяжело дыша, сказала: