Падшие в небеса. 1997 год

— Ты же сказал, что больше не придешь? Богослов развернулся к нему спиной и, положив ладони на стекло, прислонился к окну щекой. Павел Сергеевич едва расслышал, что он ему ответил:

— Я не властен над обстоятельствами,… как и ты над своей жизнью. Ты не вправе решать, продлить ее или нет. Да ты и не можешь это сделать, хотя как я вижу, страшные мысли гложут тебя. Но, ты ведь сильный Клюфт? Старик махнул рукой и вздохнув, пробубнил:

— Видно все…. Я слишком стар. Мне не потянуть эту тяжелую ношу одиночества.

Богослов погладил стекло ладонью и, обернувшись, посмотрел на Клюфта. Но Павел Сергеевич это мог только чувствовать, лицо Иоиля скрывал полумрак.

— Нет, ты так не можешь говорить, и даже думать, ты это знаешь, но насильно так говоришь и заставляешь свой разум так думать. А это плохо ведь,… как сказано: человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого… Клюфт зажмурился и застонал:

— Да, это верно,… верно,… ты опять на словах прав и спорить с этим нельзя…. но мой внук… Богослов сделал три шага и сел рядом с креслом на пол, плащ он подстелил под себя. Его взгляд коснулся телевизора.

— Твой внук обычный грешник. Как и ты. И он идет по той дороге, которую выбрал, как шел когда-то ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что он пошел по твоим стопам. Он ведь твой наследник?

— Это что,… с ним так было решено, или… Иоиль покачал головой:

— Нет,… просто сказано: есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это суета. Клюфт хлопнул ладошкой по подлокотнику кресла:

— Как суета?! Он же мучается не за свой грех?! Иоиль откинулся назад и лег на бок, подперев голову рукой.

— И что?! На земле много кто мучается не за свои грехи, тут никого не удивишь,… люди сами это допускают.

— Да, но это же несправедливо? Богослов тяжело вздохнул, он повернулся и посмотрел на экран телевизора. Всматриваясь в фигурки за голубым стеклом, Иоиль как-то загадочно сказал:

— Да,… справедливость и человек порой разные значения. Так уж устроен человеческий мир. Человечество до сих пор не может построить идеального общества. И знаешь почему? Клюфт непроизвольно тоже покосился на экран. Старик завороженным голосом спросил:

— Почему? Иоиль тихо рассмеялся, затем ответил:

— Потому, что идеально общество,… должны строить идеальные люди…

— Кто?! Богослов медленно поднялся и, поправив плащ, сел в кресло, что стояло рядом.

— Идеальные люди… не пугайся. Тебя насторожило название, а не значение слова. Да, некоторые говорили о таком понятии, как идеальный человек,… но они лгали. И потому у них ничего не получилось, а точнее получилось, но на небольшое время. И народы те, которые они называли идеальными, понесли большие страдания, и те которые идеальными не считались.

— Ты о Гитлере? — удивился Клюфт.

— Не только… Иоиль внимательно смотрел в телевизор.

— Хм, странно, но ты говоришь, как политик, а не как богослов,… - Павел Сергеевич вновь потянулся за бокалом с водой.

— Я говорю так, что бы мои слова были более доступны, — равнодушно ответил Иоиль.

— Так кто же тогда идеальные люди? — ухмыльнулся Клюфт.

— Идеальные люди это праведники, те, кто не совершают грехов. Именно такие люди и могут построить идеальное общество,… но на земле оно вряд ли возможно. Ты же сам видишь, — богослов указал рукой на телевизор. На экране показывали кадры репортажа из какой-то горячей точки планеты. Солдаты, стреляли в толпу, резиновыми пулями. Искаженные от ужаса лица незнакомых людей, боль и страх за толстым стеклом кинескопа… Павел Сергеевич тяжело вздохнул:

— Да? Так к чему тогда, все эти проповеди? Все эти богословия?! Если ты сам говоришь, что идеального общества на земле не построить?

Иоиль посмотрел на старика и грустно улыбнулся. Клюфт увидел, как блеснули его глаза. Они блеснули добротой, огоньком надежды… Богослов тихо сказал:

— Да не построить,… но человек живет надеждой. Верой в хорошее, верой в Бога, только так, он сможет получить то,… к чему стремится.

— В раю что ли? — хмыкнул Клюфт.

— Понимай, как знаешь… Клюфт, вздохнул, он опустил голову и грустно сказал:

— Все это правильно конечно, что ты мне тут говоришь, и все же что мне делать с моим горем? Как мне помочь внуку?

Богослов задумался, так, по крайней мере, показалось Клюфту. Павел Сергеевич с надеждой ждал ответа. Он верил, что Иоиль, поможет, даст совет!

— Скажи мне Клюфт, а ты готов ради того, что бы твой внук вышел из тюрьмы, сам совершить грех? Павел Сергеевич, не раздумывая, ответил:

— Конечно, конечно. Ради внука я готов на все! Пусть я будут расплачиваться за грехи! Пусть! Богослов усмехнулся, он покачал головой и тяжело вздохнул, Иоиль продолжал смотреть в телевизор.

— Странно как-то все это, сам, только что говорил, что твой внук мучается за чужой грех, а тут мне же говоришь, что сам готов ответить за чужой грех.

— Да, но это совсем другая ситуация!