— Это образ,… понимаешь,… ты мне, как монах привиделся, монах инквизиции, сидишь тут один в своей келье, а что бы, не было скучно, мучаешь еретиков, как тебе кажется! А в графине у тебя вино, красное как кровь, а может быть это и есть кровь, а ты в сомнениях, ты хочешь чего-то бояться, но не боишься. Потому как, хоть и монах, а в Бога-то ты не веришь,… бедный человек… Мухин задумался. Он встал и медленно подошел к окну, высматривая, что-то за стеклом, милиционер тихо спросил:
— А ты, Щукин,… думаешь, Бог есть? Вилор тихо застонал, но скорчившись от боли, все же ответил:
— Не знаю, наверное…. Хотя если смотреть на тебя, то можно стать атеистом.
— Ты о чем это? — грубо переспросил Мухин. Вилор тяжело дышал, ему стало совсем плохо от боли. Он сморщился и выдавил из себя:
— Или ты расстегиваешь мне руки, или я вообще с тобой говорить не буду. Молчать буду и все! Мухин, внимательно посмотрел на корчившегося, на стуле арестанта и ехидно ухмыльнувшись, встал из-за стола и, подойдя к Щукину, расстегнул наручники. Стальными браслеты он потряс словно испанский танцор кастаньетами:
— Вот, вот, а ты говоришь сердца у меня нет, и совести. Есть все! Я бы еще немного додавил! Ты бы тут визжал, как свинья и подписал все, что я хочу! Но сегодня я добрый. Не знаю почему. Хотя за то, что я тебя не расколол, по головке меня конечно не погладят. Вилор опустил словно веревки, затекшие и посиневшие руки, между ног и простонал:
— Да не подписал бы я ничего. Кричать может быть кричал,… а подписывать,… точно не стал.
— Значит, есть Бог, — ухмыльнулся Мухин. — Коль он вот так тебя от позора уберег. Почему я тебя не додавил? Не знаю. Но тебя он спас от мучений. Считай так, сейчас я тебя отведу в камеру, ты посиди, подумай, обмозгуй, сил наберись. Я тебе так скажу, ты упертый конечно, но поедешь на тюрьму,… там с тобой по-другому будут работать. Жестче и грубее. Там система Щукин, а против нее ты не попрешь. Так, что моли Бога своего, что бы он и там тебя спасал!
— Слушай Мухин, у меня к тебе вопрос есть, — грустно спросил Щукин.
— Валяй!
— Ты, сам-то веришь, что я свою любимую женщину, дороже которой у меня нет, вернее не было никого на свете, взял и убил? Мухин задумался, он тяжело вздохнул, достал очередную сигарету и подошел к окну. Там небрежно бросил на подоконник наручники и, пожав плечами, тихо сказал:
— Черт тебя знает. Все, говорит за то, что ты пришил свою бабу, факты,… против них не попрешь! Пьяный в отрубе лежишь, рубашка в крови ее, она убитая рядом лежит, и никаких следов больше! Свидетелей нет. Что тут еще надо? Все на тебя сходится.
— Как это нет свидетелей?! А этот,… Скрябин! Я же говорил вам, что Скрябин ко мне приходил!
— Хм, ты-то говорил, мы сначала поверили,…. а потом, потом оказалось, что не было у тебя его! Не приходил он! Он так клялся! Он такие показания дал! Да и алиби у него, он во время убийства был в общественном месте. Завтракал в ресторане вместе с одним еще человеком. Они подтверждают. Так что…
— Как это алиби?! — Вилор, обомлевший от услышанного, смотрел на опера. Тот пожал плечами:
— Вот так и протокол допроса в деле уже есть. Так, что тебе лучше все же чистуху-то написать. Кстати случай у меня был,… жил был мужик, такой тихоня не пьющий. Он, с матерью жил и жениться долго не мог. Уж тридцать пять, а он все девственник. Мать свою любил и слушался. Но однажды он познакомился с бабой одной. Она пьющая была, и его пристрастила. Мать ему все выговаривала. Он пока трезвый был, все соглашался и на ус мотал, а однажды напился до беспамятства, взял топор и отрубил матери голову. А голову бросил в ванну, а потом спать лег. Вот так. А как проснулся уже и менты рядом стоят, а он все долго не мог поверить, что это он маму свою любимую обезглавил… Щукин сидел совсем опустошенный. Ему даже не хотелось двигаться, Мухин поднялся и, показывая на дверь, махнул рукой:
— Ладно, пошли! Я тебя в камеру уведу. Мне еще работать надо. Ехать по другим делам!
— Мухин,… у меня к тебе просьба есть…
— Ну, что еще? — недовольно спросил опер.
— Ты это,… ты внимательно почитай Архипелаг Гулаг,… как книжку почитай, не как пособие по методам дознания. Почитай и выводы сделай. Может, правда человеком станешь, я надеюсь… Солженицын писал это, чтоб народ наш грешный, больше никогда такое не творил, что бы стыдно ему было, что бы страшно ему стало. Писал, писал, а толку, как я вижу никакого. Поэтому и прошу тебя Мухин, почитай архипелаг внимательно…
И вновь пустота и одиночество. Они приходят и тянут, тянут человека в пропасть. Они делают все, что бы человек стремился к смерти. Желал ее! Думал о ней!