Падшие в небеса. 1997

Единственное что немного обрадовало, было то, что сейчас Вилору предстояло увидеть свободный город и свободных людей… Но эта маленькая почти микроскопическая радость быстро прошла.

Хмурые мысли неопределенности, а главное, какого-то нехорошего предчувствия грызли мозг:

«Если везут на следственный эксперимент, то почему так быстро и неожиданно, кроме того почему вес таки они так упорно не приводят ко мне адвоката, пусть даже и другого продажного, но адвоката? Да и почему он не допросил меня вновь тут в тюрьме? Господи, что они хотят? Странно, как странно, несколько дней назад я хотел умереть. Я просил Бога дать мне смерть, подарить. Я еще хотел жить. И вот, вот сейчас я что боюсь? Почему я чего-то боюсь? А мне ли не все равно, что со мной произойдет? Не все ли равно? Пусть даже самое страшное… самое мерзкое. Может я умру. Что в это страшного, я же сам просил, сам просил этого я думал об этом и вот сейчас, сейчас я чего-то опасаюсь? Что мне терять? А?! А, впрочем, наверное, так устроен человек, так устроен. Каждому человеку есть что терять, даже самому бесправному нищему в какой ни будь африканской стране и то есть что терять. Есть, видно жизнь это все-таки что-то очень дорогое, если в последнее мгновение даже самый несчастный человек не хочет ее терять. Даже когда не на что надеяться и то, человек не хочет ее терять. Значит так нужно…»

Уазик между тем выехал на Октябрьский мост. Широкий и почти безлюдный, он казался каким-то чуждым, для Красноярска, телом. Уходящий куда-то вдаль правого берега города, он был больше похож на дальнюю междугороднюю шести полосную дорогу. Вилор насторожился, зачем его везли на правый берег города, если его дом находился на левом?!

Вновь чувство страха непроизвольно начала сковывать тело. Нет, это был не панический и опустошающий страх, это было какое-то смутное и глубокое беспокойство противно похожее чем-то на зубную боль.

Уазик свернул с моста и выехал на остров Татышев. Огромная территория некогда заброшенного городского острова была больше похожа, на какой-то африканский национальный парк в сафари только в центре миллионного города. Большие поляны и редкие рощицы, а главное полное безлюдье создавали иллюзию отсутствия тут цивилизации,… казалось вот-вот и из кустов выскочит стая антилоп или величаво выйдет лев… и только торчащие вдалеке трубы заводов и клювы портовых кранов напоминали, что современный большой город рядом, где-то рядом…

Уазик съехал с асфальтированной дороги и начал кувыркаться по земляной колее, которая вела сквозь густую чащу низкорослых деревьев и кустарников к берегу Енисея.

Урча и поскрипывая, машина, словно старый носорог пробивалась к водной глади и вот колесами заскрипели камни. Округлые булыжники стучали днищу. Вилор всматривался в окно и не мог понять, зачем его привезли на берег реки. Автомобиль, заскрипев колодками, остановился. Из уазика вышел Нелюбкин и два опера. Водитель тоже покинул свое кресло и сразу же открыл капот своего авто. Что-то бормоча под нос он внимательно осматривал двигатель. Следователь свел руки в локтях и сделал несколько толчковых движений. Опера тоже потянулись, картина была странная, казалось, эти люди приехали сюда, чтобы сделать зарядку на берегу Енисея.

– Веди сюда этого козла, – бросил Нелюбкин одному из оперов. – А ты, неси веревку и прочее,… надо начинать представление, – тут же добавил второму оперативнику.

Вилора из автомобиля вывел сухой и высокий оперативник. На нем были смешные вареные джинсы и какая-то рыжая куртка. Милиционер был больше похож на какого-то клоуна передвижного цирка, нежели на сыщика.

Нелюбкин стоял и хмурившись, смотрел, как Щукин медленно подходит к нему. Когда между ними осталось пара метров, Вилор остановился. Следователь, тяжело вздохнул, нагнувшись, подобрал из-под ног камень.

– Ну, что Щукин, ты любишь купаться?

– Хм, что в тюрьме воду в бане отключили? – зло ответил Щукин.

– И да,… и нет… – ухмыльнулся следователь. – Ты знаешь, какая вода в Енисее сейчас?

– Какая,… чистая, хотя немного тиной и соляркой попахивает, – буркнул Вилор.

– Нет неправильно. Холодная вода-то! Холодная! А если точнее – ледяная! Градуса три, четыре от силы. А почему?

– Хм, так известно, ГЭС в Дивногорске воду буравит,… падает с высоты сто двадцать метров. вот и она не успевает нагреваться, а зимой замерзать,… – вздохнул Вилор. – Вы что меня на экскурсию сюда привезли? Эти лекции я мог бы и в тюрьме послушать.

Нелюбкин окинул Щукина с ног до головы и вздохнул:

– Нет не на экскурсию, а на эксперимент. Вот надо проверить, сколько же все-таки сможет продержаться человек в водах Енисея осенью? Сколько минут он может плыть по волнам великой сибирской реки? Вот эти ребята говорят не больше десяти минут, – следователь кивнул на оперов, что стояли неподалеку. – А я думаю, что пятнадцать. Вот и хотим спор разрешить.