Падший ангел

— Когда я вернулся из Коимбры и увидел тебя замужем за другим, я так отчаялся, что уже не думал всерьез о том, чтобы отдать свое сердце ни одной из женщин. Я хотел рассеяться и совершал безрассудные поступки, делавшие меня все более несчастным. Единственным утешением для меня было хоть на несколько мгновений оказаться рядом с тобой; но сколько раз я покидал тебя с сердцем, полным желчи!.. Я никогда не произнес ни единого слова, из которого ты могла бы понять мое состояние, разве не так?

— Иногда ты мне признавался, что расстроен своими долгами, и я тебе давала денег, чтобы ты мог расплатиться…

— Да, это так — ты всегда была моим добрым ангелом, кузина. Но пойми, что я входил в долги, именно чтобы уехать из этих мест — я уезжал на ярмарки, на купания, я повсюду искал рассеяния, но не мог найти ничего, что изгнало бы тебя из моих мыслей. Все наши родственники вызывали у меня отвращение — все, кроме тебя. Так представь же себе, кузина, какую мучительную жизнь я вел, начиная с девятнадцати лет! Любить тебя, любить тебя всегда и видеть тебя рядом с другим мужчиной, и, что всего хуже, рядом с мужчиной, недостойным тебя! О небо, какая же это мука! Какая мука!

Лопу закрыл свою наглую физиономию огромными ручищами. Теодора тупо смотрела на все происходящее, не в силах понять неясные ощущения, вызванные этими словами. Внезапно проходимец поднялся и произнес:

— Прощай, кузина! Я глубоко расстроен твоим несчастьем; твои беды ранят меня сильнее, чем мои собственные. Я сказал все, что счел разумным, о твоем муже, об этом жестокосердном, который похитил женщину моего сердца, моей души, моей жизни и моей смерти. Прощай, кузина!

— Ты уходишь огорченным, Лопу! — воскликнула она, выходя из дурацкого оцепенения, в котором пребывала.

— Кузина, существуют неизлечимые болезни. А моя — смертельна.

— Так что с тобой, кузен? Чем ты болен?

— Я болен сознанием того, что умираю с первого же дня твоего союза с этим человеком… сознанием того, что ты всегда будешь любить его, хотя бы он и унижал тебя так, как уже унизил.

— Но ведь он мой муж, с которым я обвенчана перед алтарем!

— Вот поэтому, именно поэтому я и потерял твою любовь, Теодора!

— Но ведь ты отлично знаешь, что я замужем, а если бы не так, я вышла бы за тебя.

— Больше не будем говорить об этом, — кротко прервал ее Лопу. — Я пролил слезы, и мне стало лучше! — продолжил он и при этом усиленно тер глаза, пока они и впрямь не увлажнились. — Я носил эти слезы в груди двадцать лет. Хорошо, что ты увидела их и теперь будешь знать, что человек, плачущий о тебе, больше заслуживает тебя, чем тот, другой, который тобой пренебрегает… Нужно ли тебе еще что-нибудь от меня, кузина? Может быть, ты хочешь, чтобы я написал твоему мужу и велел ему быть благородным и достойным лучшей из супруг? Может быть, ты хочешь, чтобы я сам поехал за ним в Синтру?

— Если ты туда поедешь, Лопу, худо не будет!

Склонный посмеяться по всякому поводу, Лопу ощутил желание расхохотаться прямо в лицо кузине. Он увидел себя смешным, насколько вообще совесть мошенника позволяла ему взглянуть на себя со стороны. Однако его удержала последовательность замыслов. Лопу рассудительно ответил, что поедет в Синтру, хотя никакая иная жертва не могла бы стать более мучительной для его сердца.

— Я отправлюсь туда, — сказал он, — отправлюсь за мужем женщины, которую обожаю. Я приму из твоих рук, кузина, еще один удар кинжала.

— Господи, спаси! — с душевной тревогой вскричала она. — Ты мне такое говоришь, что я с ума схожу! Разве ты не видишь, что я не могу отдать свое сердце другому человеку, если я уже обвенчана?!

— Я вижу, что ты никогда меня не любила, Теодора. Скажи правду… Ты никогда не ощущала любви ко мне?

— Да откуда же мне знать, кузен?! Пойди я за тебя, я бы тебя любила… А раз я замужем за моим хозяином, что же мне теперь остается делать?

— Убить меня! — пылко ответил Лопу, бессильно опустив руки и устремляя в пол мученический взор.

— Ой, грехи мои тяжкие! — воскликнула Теодора. — Что же мне сделать-то для тебя, Лопу?!

— Скажи мне, когда я должен выехать в Лиссабон, — сурово прервал он ее.

— Ты все-таки хочешь поехать, кузен?

— Завтра, сегодня… когда ты скажешь.

— А тебе это не накладно?

— А для тебя разве не накладно то, что я уеду?

— Я бы хотела, чтобы ты поехал; вдруг тебе удастся вернуть домой этого пропащего.

— Я поеду, ведь я тебе уже обещал…

— Тогда я тебе сейчас принесу денег, кузен. Сколько ты хочешь взять с собой?

— Ничего, кузина. Если я иногда принимал твою щедрость, то это происходило потому, что ты не ведала, как сильно я тебя люблю, и потому, что ты — моя ближайшая родственница, дочь кузины моей матушки. Но сегодня, когда ты знаешь, что я люблю тебя, моя честь не может мне позволить просить у тебя даже самую малость.

— Но тогда я не хочу, чтобы ты ехал, — перебила она его. — Ты ведь не можешь туда отправиться за свой счет…

…Тем временем Теодора, которая внимательно вслушивается в приближающийся звон колокольчиков, вдруг восклицает:

— Это же паланкин! А вдруг мой хозяин приехал?..