Пагуба. Переполох в Петербурге

Клара не вытерпела и назвала нескольких дам, которые, как выразился Данилов, езжали к Дрезденше, чтобы других мужей себе по нраву выбирать. На лице Мавры Егоровны показалось выражение удовольствия. Она была очень рада, что наконец напала на эту дорожку и что у нее для вечерних бесед с государыней найдутся весьма занимательные рассказы. При этом ей вообще приятно было узнать чужие тайны, особенно ввиду того, что сама Мавра Егоровна подозревала своего мужа и ревновала его к некоторым из знакомых с нею молодых дам.

– Хорошо, – проговорила уже несколько приветливым голосом графиня. – Не стыдись, тайны твоей я никому не выдам, а если чем можно, то я помогу.

– Я не стыжусь моей любви, – отвечала воодушевленно Клара, – потому что я полюбила от чистого сердца, полюбила в первый раз и никогда не изменю ему. Быть может, он позабудет и бросит меня, но он навеки останется мне мил! – с чувством и со слезами на глазах проговорила Клара.

– Видно, уж больно полюбился, коли о нем говоришь с таким сантиментом, – усмехнулась графиня. – Да кто же он такой?

– Граф Понятовский, – отвечала в волнении Клара.

– Понятовский? – как будто не веря, переспросила графиня. («Так вот оно что, – подумала она, – это куда как любопытно»). – Да вы не та ли особа, которую зовут в Петербурге «принцессой»? Ведь вы покойного короля польского дочерью будете? – спросила Шувалова, изменив свой прежний суровый тон на более мягкий.

– Я не знаю, чья я дочь, и не знаю, зовут ли меня в Петербурге принцессой, – с живостью перебила Клара.

– Теперь я припоминаю вас. Когда мы были с государыней на катальных горах, нам показывали вас. Вы были с Понятовским, и я заметила, что тогда граф сильно увивался за вами. Ах, он этакий негодник. Видно, что вкус у него куда как хорош. Да с чего вы вздумали сходиться с ним? – участливо спросила графиня, указывая рукою на стоявшее возле нее кресло и приглашая этим знаком Клару садиться. – Скажу вам, извините за откровенность, что вы просто-напросто глупенькая, вы дурочка и больше ничего. Нашли кого выбрать – такого ветрогона, как Понятовский, да у него и без вас было столько возлюбленных персон, которые души в нем не чаяли.

– Он не скрывал от меня своих любовных удач, и я все знаю… – отозвалась Клара.

– Тише, тише, – проговорила Шувалова, – не будьте болтливы. Он, чего доброго, наговорил вам всяких небылиц. Ведь он порядочный хвастун, болтун и пустомеля. Рассказывал он здесь в Петербурге, будто какая-то цыганка предсказала ему, что он будет королем, так вот ему королевская дочь и годилась бы в невесты, – добавила графиня полунасмешливо и, взглянув в это время на сидевшую возле нее красавицу, подумала: «А что, ведь и в самом деле она хоть бы в королевы годилась». – Так что ж, моя голубушка, хочешь ты предпринять? – покровительственно спросила Мавра Егоровна. – Если что тебе нужно, я, пожалуй, доложу и государыне, а она тебя своею высокою милостью не оставит. Она у нас такая добрая, а только дурных нравов и вольностей женских куда как не любит. Вот и теперь хочет повреждение наших нравов исправить. А ты что хочешь с собою сделать, ты так мне и не сказала.

– Я хочу уехать в Варшаву.

– Ну и с Богом, хорошо сделаешь. Будет, пожалуй, у нас скоро такой переполох, что и тебе, может быть, лучше бы отсюда подальше. Поезжай, поезжай в добрый час, там, наверно, встретишь своего любезного. Он теперь в Варшаве и гоняется за тамошними красотками, отбей его у них. Ведь ты такая хорошенькая, что тобой не налюбуешься.

Несмотря на эту льстивую приправу, на лице Клары выразилась тихая грусть при мысли, что Понятовский действительно изменил ей в Варшаве и волочится за другими.

– Жаль, моя миленькая, – заговорила Мавра Егоровна, – что Понятовский чужой у нас человек. Был бы он верноподданный ее величества, так государыня всемилостивейше позволила бы ему жениться на тебе.

– Да я сама не пошла бы за него, если бы его принудили взять меня за себя, – с живостью перебила Клара.

– Ну, как знаешь! Я сказала это так, только к слову. Да отчего же ты не едешь в Варшаву?

– Меня не хотят выпустить.

– Кто же это?

От прежнего сильного волнения и испытанного теперь раздражения при воспоминании о Понятовском у Клары кружилась голова, и она говорила, не отдавая себе отчета в своих словах. Озадаченная вопросом графини и стесняясь высказать о проделках с нею Чоглокова, хотя Марья Симоновна, по-видимому, и уполномочила ее на это, она как-то бессознательно на вопрос Шуваловой, кто же не хочет ее выпускать, отвечала:

– Ваш муж!

– Как мой муж? Это еще что за новость? – с удивлением вскрикнула Мавра Егоровна.

– Виновата! Я совсем не то хотела сказать, – проговорила, смешавшись, Клара, потирая рукою лоб и глаза, как будто приходя в себя.

– То-то, моя голубушка, вижу я, что ты совсем растерялась, как я заговорила о твоем Понятовском. Да ты, я думаю, моего мужа никогда и не видала? – лукаво спросила Мавра Егоровна.

– Нет, я его видела несколько раз.

– А где? – торопливо перебила графиня.

– У госпожи Лихтер.