Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

И в самом деле: кому же не ясно, что состояние опьянения исключает возможность отдыха? Могут ли отдыхать пьяные? Конечно, нет: праздничное пьянство уносит столько сил и энергии, сколько не расходует человек на работе.

В наше время это понятно каждому. Поэтому передовые элементы рабочего класса ставят сейчас вопрос о разумной культурной и гигиенической организации своего досуга.

Вместе с переворотом в отношениях людей октябрьская революция произвела переворот и в самом их сознании.

Революционное сознание передового пролетария уже не мирится с рабским пережитком прошлого, с эксплоататорским обычаем превращать дни отдыха в дни пьяного самоистощения, в дни бестолкового, бессмысленного прожигания на ветер трудового досуга „во славу божию“. Вместе с тем и само настроение торжества получает новое революционное содержание.

Торжество, с точки зрения современного пролетария, не исключает труда.

Тому пример наши социалистические „воскресники“.

Праздновать не значит отдыхать.

Праздничное настроение у передового рабочего создается тогда, когда он торжествует свою победу над старым, угнетающим его прошлым, когда он с восторгом отмечает исторические даты своих достижений, когда он подводит итоги своим трудовым завоеваниям.

Современный революционно-мыслящий рабочий празднует, трудясь»[169].

Новостями о религиозности партийных рабочих (как мужчин, так и женщин), о том, что они отмечают Рождество и Пасху, крестят детей, а стены их квартир обвешаны иконами, пестрит заводская пресса Ленинграда [170]. Иконы с горящими лампадами были не только дома, но и на работе[171].

Среди лозунгов эпохи встречаем: «Отбросьте в пасху церковь, водку и вино — зовем вас всех в музеи, клубы и кино»[172], «Заменим водку книгой, церковь — клубом»[173], «Поповские праздники мракобесия и пьянки — выметем в мусорную корзину истории»[174], «Осиновый кол в спину суеверию, невежеству, поповщине, мракобесию — всему, мешающему великой творческой работе трудящихся масс»[175]. Одна работница завода «Севкабель» призывала: «Пора нам, открыв глаза, посмотреть на сущность праздников. Что они нам дают? Обжорство, пьянство, драки и разорение. После праздников рабочий не может очнуться 2–3 месяца от тех расходов, которые он сделал на водку, куличи и „пасхи“»[176]. Также власть стремилась высмеять религию, представить ее уделом выживающих из ума старух, необразованных обывателей и антинаучным пережитком прошлого, которому не место в Советской России.

Балтиец. 1929. № 38(148). 10 октября. С. 1

Проблемой, требовавшей особого внимания, становится антирелигиозная пропаганда женщин, среди которых был высок процент неграмотных и развито консервативное отношение к религиозным традициям. Одним из культурных пережитков, с которым боролась новая власть, было неравноправие мужчин и женщин. Советская пропаганда подчеркивала, что важнейшим препятствием на пути к женской эмансипации являлась церковь. Она же обвинялась если не в поощрении, то по крайней мере в закрытии глаз на насилие в семье, к которому часто приводил алкоголь. На обложке специального «женского» выпуска журнала «Безбожник» был помещен рисунок М. Черемных, на котором изображен муж, бьющий жену. На заднем плане за облаками на это одобрительно смотрят бог и два маленьких ангела. Подпись гласит: «Жена да боится своего мужа».

С.Г. Струмилин, исследуя быт рабочих начала 1920-х гг., пришел к выводу, что «наибольший процент посещаемости церквей <…> дают наименее культурные члены рабочей семьи — домашние хозяйки». Женщины в рабочих семьях тратили на «посещение храмов» в среднем 3,7 часа в месяц, тогда как мужчины только 1,5 часа[177]. Пресса была полна антирелигиозными статьями, ориентированными на читательниц-женщин. Особенно яркими являются материалы рабкорок (рабочих корреспонденток), которые, по их признанию, сами очнулись от идеологического дурмана. Например, рабкорка под псевдонимом «Прозревшая работница» рисует следующую сцену из семейной жизни:

«— Витя, получишь деньги — купи календарь! — говорила мужу жена, провожая его на работу.

Календарь куплен.

— Посмотри, в какой день будет именинником наш сын?

— Не знаю, посмотри сама, коли интересуешься такими пустяками.

Календарь перешел в руки жены.

Бережно пересматривала она календарь, перед ее глазами развертывались исторические события прошлых дней, но святых… ни одного.

— Безбожник, еретик, антихрист, зачем купил дурацкий календарь? Святых не признаешь?!

И стала темная женщина календарем лупить мужа по „чему попало“. Клочки оставшегося календаря пошли в печь…

Товарищи работницы!

Очнитесь от дурмана далекого прошлого! Сбросьте с себя пелену, закрывавшую глаза, и вырвите из своего сердца воспоминания о всякого рода мнимых святых…

Идите в клубы! Записывайтесь в кружки! Поповская пелена спадет с ваших глаз — отвалится, как болячка от здорового тела»[178].

Ее коллега, писавшая под псевдонимом «Безбожница», критикует работниц, все еще вешающих иконы в своих комнатах: