Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Большевики видели в хулиганстве мелкобуржуазный пережиток[388]. Первый нарком здравоохранения Н.А. Семашко считал его «оборотной стороной рабства», проявлением «элементарных инстинктов», которые царизм сдерживал «тройными цепями»[389]. Заведующий юридическим отделом Верховного суда СССР, «совесть партии» А.А. Сольц подчеркивал, что нынешний хулиган — это «представитель крестьянской и рабочей молодежи, который свой переход из класса угнетенного в правящий понял лишь как наделение известными правами без обязанностей»[390]. Председатель антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП(б) Е.М. Ярославский утверждал, что до революции хулиганство было следствием политического угнетения, а в постреволюционных условиях — недостаточной сознательности молодых рабочих, выходцев из деревни[391]. О хулиганстве как следствии национального проявления бескультурья и необразованности, культивировавшихся в царские времена, говорил профессор О.В. Оршанский: подвиги Гражданской войны истощили, «наступил новый психологический этап: нервное и физическое утомление, нехватка сил — и сквозь это утомление стало прорываться старое. Это старое открыло на время дорогу забытому недугу — хулиганству»; «гнет веков, от которого осталась лишь память о труде и неволя, — вот психологические корни озорства, уличного хулиганства»[392].

Желая развеять убеждение, что хулиганство было характерно только для низших слоев, авторы работ, включавших исторический очерк по истории появления хулиганства, подчеркивали, что оно было распространено и среди привилегированных слоев — офицерства, помещиков, купечества, в доказательство чего приводили примеры как из газет, так и из произведений русской классической литературы (Ноздрев из «Мертвых душ» Н.В. Гоголя или бурсаки в «Очерках бурсы» Н.Г. Помяловского)[393].

Подробному анализу хулиганство и его причины были подвергнуты наркомом просвещения А.В. Луначарским в докладе на тему «Упадочные настроения среди молодежи». В частности, он показал, что далеко не единичными были случаи, когда вчерашние уличные преступники становились преданными и сознательными борцами за революцию, ведь на путь преступления вставали из-за угнетения со стороны царизма: «Хулиган в бывшей царской России и в нынешней Европе есть озлобленный человек, не понимающий ясно, где причины одури и скуки, которые его сковывают, где причины того чрезвычайного недовольства своим положением, которое в нем возникает. Он хочет отомстить за свои обиды, излить свою злобу, с другой стороны — стремится разнообразить эту свою серую жизнь, разукрасить ее, расцветить каким-то проявлением протеста, ухарством, как-то доказать, что он есть сила, что его должны уважать, что он тоже заставит кого-то шапку перед собой ломать» [394].

Хулиган — неорганизованный бунтарь, «инстинктивный» революционный элемент, и задача новой власти — направить его злость и энергию в нужное русло: «Мы прекрасно понимаем, что неорганизованные бунтари, люди, осознавшие всю звереобразность самодержавия или протестующие индивидуально-анархическим способом — против буржуазного строя, представляют из себя материал для грядущей организованной революции»[395]. Под смех присутствующих А.В. Луначарский также откровенно произнес: «Хулиган в некоторых случаях радует наше сердце — но только когда он проявляет себя в чужой, буржуазной стране» [396].

Это вовсе не означает, что хулиганы представлялись большевикам друзьями и соратниками, но объясняет, почему они готовы были бороться с ними не только и даже не столько репрессивными методами, сколько воспитательными и пропагандистскими.

Одной из «хулиганских» разновидностей в годы революции и Гражданской войны стали матросы-«клёшники» (так называли своеобразную полууголовную субкультуру, сложившуюся на флоте). Их отличали по штанам с невероятно широким клешем, а еще по демонстративному пренебрежению общественной моралью: «Построятся в боевую колонну. Проходят мимо девицы, общим хором какие-нибудь мерзости отмачивают»[397]. Позже, в годы нэпа обычная городская шпана переймет у клёшников их главный атрибут: «Носила эта братия широченные брюки клеш, да еще почище, чем у матросов. С наружной стороны штанины, снизу делался надрез, в который вшивался клин из черного бархата»[398].

Разница с дореволюционным периодом состояла еще и в том, что термин «хулиганство» стал более размытым[399]. С одной стороны, хулиганами могли называть убийц и насильников, а с другой — «скрытым хулиганством» объявлялось, например, нежелание рабочих предъявлять сторожу пропуск на заводской проходной, ведь это «бессмысленное, никому ненужное упорство играет на руку чужакам, всегда готовым пролезть для разных скрытых целей на территорию завода»[400].