Паинька и Пай

Гилдерин сбивался, путал слова и делал только хуже. Он заставлял себя сосредоточиться, заставлял вспоминать, что Пай поплатился за содеянное, сидит в сарае и ошейник делает свое дело. Но и тут он сбивался на воспоминания о браслетах. И снова свирепел. Это было упущение, его упущение, что он не указал Паю, какой браслет надо надеть ему, а какой надеть на Лимми. Он задумал эту каверзу, чтобы отомстить Магде. Она обманула его, не призналась, какого она рода. Магда берегла дочь, не позволяла ей войти в силу, не отдавала Гилдерину под разными предлогами.

Могла ведь поменять браслеты, наверняка их узнала, но не поменяла. Пошла против Гилдерина. Разрешила бродяге и контрабандисту забрать Лимми. А Гилдерин ждал Лимми для себя. Ждал как свою пару много лет. Лимми была особенной, не просто открывающей ходы. Умение ходовиков ей досталось от матери. Магда не успела уйти, когда все ходовики отправились на другую сторону Зачарованного леса. Она осталась, пряталась. Гилдерин дал ей приют. Тогда он не распознал ее дара, ее корней. А Лимми впитала ее природу, когда Магда таскала ее, маленькую, за собой по ходам.

Лимми могла впитать любое умение. Она могла стать кем угодно. Колдуньей, полноценным членом псовой стаи или уйти к котовым, могла остаться человеком. Гилдерин запретил Магде учить Лимми в школе, чтобы не нахваталась лишнего. Запретил дружеские контакты с псовой стаей. Дал сережку, блокирующую способности Лимми. И все шло хорошо. Пока идиот Рекс не выставил дочь в призовой фонд Поединков. Странно, что они все там не поубивали друг друга, увидев, почувствовав Лимми, осознав ее удивительное притяжение. Магию истинного отража.

Отражи сбежали еще до ходовиков. Сотворили себе новый мир и бросили свои дома и тайные тропы здесь. Гилдерин тогда был ребенком, причин бегства отражей он не знал, но он хорошо помнил суматоху, всеобщее дикое возбуждение, драки за имущество отражей, войну между кланами, схватки между оборотнями и людьми. Открывающие ходы стали тогда разменной монетой. И тоже ушли, в один день вырастив Зачарованный лес, за которым спрятались.

Лишь на третий день, кое-как, Гилдерину удалось залечить ногу. Она все равно болела, но по крайней мере он мог ходить. Он выбрался из подвала, собираясь послать весточку Магде и вернуть Лимми, и сразу почувствовал неладное. Его жилища больше не было. Он стоял в холле незнакомого дворца. Гилдерин подозревал, чей это дворец, он сам его призывал неоднократно, только ему не понравилось, что все произошло без его участия.

Кто-то совместил реальности. Совместил так ловко, что Гилдерин пропустил всплеск магии, а ведь он лучший среди колдунов. Он ощущал скрытое присутствие, чужая мощь подавляла его силу. Защитный купол исчез. Причем, исчез с обеих сторон. Гилдерин пытался сам открыть ворота в другую реальность, найти отражей, но не смог. Кто сделал это сейчас? Кто преодолел многолетний запрет на проникновение? Неужели, Лимми?

Гилдерин бродил по дворцу, припадая на больную ногу. Заметил полоску света, распахнул дверь и ужаснулся. Лимми в объятиях Пая. Его девочку, его Лимми, его отража укладывал спать этот мерзкий пес, который должен сидеть в сарае на цепи и не гавкать. Страшнее картины Гилдерин не мог себе представить. И не сдержался, заорал. Хотя правильнее было затаиться, шагнуть назад, действовать исподтишка.

Гилдерин так резко дернулся от гневных мыслей, что кресло опрокинулось. Он извивался как змея, пытаясь освободить хотя бы одну руку, но мерзкая псина связала очень крепко и хитро. Чем больше Гилдерин метался, тем сильнее шнуры впивались в тело. Он пытался вспомнить хоть одно освобождающее заклинание, которое не требовалось произносить вслух, но ярость туманила разум. Да и подзабыл он многое, жил в беспечности.

Никто не смел нападать на Гилдерина, все его боялись. Он мог наслать болезнь, лишить разума, а мог и дать выиграть в лотерею. Приходили к избушке со своими глупыми просьбами, добирались лишь десятки из тысяч желающих, умоляли, служили ему. Только Пай платил за тайные знания и отрабатывал навыки, остальные довольствовались тем, что делал сам колдун. Сводил, мстил, разлучал.

Когда за стеной загремело, Лимми вскинулась и засмеялась.

— Там же Гилдерин.

— Мы немного про тебя забыли, — Пай, усмехаясь, возвышался над Гилдерином. — Ты не скучал? Прилег отдохнуть? Извини, моя малышка потрепала тебя, молодая, горячая.

Пай выделил слово “моя” и с удовольствием наблюдал, как колдуна корежит от его похвальбы. Он намеревался вытрясти из Гилдерина кое-какие секреты. И не побоялся развязать ему рот. Если бы колдун мог, он бы уже освободился. Пай помнил, какая сила у него была, когда он служил ему. Сейчас Гилдерин выглядел старым, больным и беспомощным.

— Пришло время для серьезного разговора, — Пай уселся в кресло напротив и вытянул ноги прямо в лицо колдуну.

— Развяжи меня, и ты останешься жив, — прохрипел Гилдерин и уставился в глаза Пая. Лежать под ногами врага было унизительно, и Гилдерин понимал, что его взгляд не имеет должной энергии.