Пахарь

Я покраснела. Возразить было нечего, да и с какой стати возражать счастливому человеку? Передо мной стояла не девочка, а красивая, полная сил, уверенная в себе женщина. Она считала прожитые годы хорошими годами. Ни в чем не раскаивалась. Более того, она искренне жалела меня. Ведь я жила не так, как она. В ее глазах я не приобретала, а теряла. Она любила многих и еще будет любить многих. Осуждая ее за это, я побоялась бы назвать ее поведение распущенностью. Просто она была совсем не такая, как я. Ее поступками всегда руководило искреннее чувство. Оно и делало ее обаятельной.

— Пожалуйста, отнеси Чуркину эскиз, — попросила я.

Она ушла, высоко держа голову. А я невольно подумала об Евгении Ильиче. Как он живет, кто его жена. Детей у него, кажется, двое. Подробностей я не знала, никогда не интересовалась ими, а он не считал нужным информировать сослуживцев о своей семейной жизни. Какое мне, собственно, дело? Праздное женское любопытство. Я поменяла трамплин. Вернулась Валентина и сказала:

— Знаешь, как назвал Михаил Терентьевич твой рисунок? «Рыбий хвост». Теперь все будут звать твой трамплин «рыбий хвост».

По туннелю вновь мчалась вода. Но за час до конца рабочего дня я велела Скачковой закрыть задвижку и пошла к Евгению Ильичу. Он стоял на берегу русла, сложенного из опилок, и пристально смотрел на прозрачный поток.

— Амударья не прозрачная, — сказала я, — вы не держитесь натуры.

— Добрый вечер, Оля. На сей раз выводы подсказала мне не модель — сама река. Жизнь, как ты знаешь, многообразнее модели.

— Не сомневаюсь. О, вы выдвинули шпоры навстречу течению! Какие водовороты в карманах! Очень эффектное соударение струй.

— Помните судьбу Турткуля? — сказал он, размышляя вслух. — Столетиями все было ничего, и вдруг Амударья метнулась к нему. Откусывала от берега ломти по двести-четыреста метров длиной. За год русло смещалось к городу на километр.

Он говорил, а я представляла себе все это. Когда-то, в один из больших паводков, я стояла на берегу этой реки и видела, как она течет к своему морю. Это была сильная, великая река, не знавшая препятствий. Вода текла, и не было ей конца и края, и струи поднимались откуда-то из глубин, предельно насыщенные наносами. Казалось, на дне пробились бесчисленные грязевые источники. На всей равнине, вплоть до Арала, русло Амударьи сложено из легкоразмываемых наносов этой реки. Они откладывались тысячелетиями и наконец подняли Амударью над окружающей местностью. Вот почему каждый ее рывок в сторону в густонаселенном оазисе дорого обходится человеку.

Я представила, как река все ближе и ближе подкрадывалась к Турткулю. Дейгиш свирепствовал, с грохотом рушились берега, гибли посевы, ждали своей судьбы люди, у которых сердце сжималось от сознания неизбежности беды. Помочь пытались виднейшие гидротехники страны. Все было тщетно, расстояние до Турткуля неумолимо сокращалось. Приехал американский инженер Дэвис. Посмотрел, подумал и предложил отгородить Турткуль от реки двумя шпунтовыми стенками. От этого прожекта отказались. Шпунтовые стенки стоили сто миллионов, дороже, чем сам Турткуль. Надежнее было выстроить город на новом месте. Так и поступили. Последний дом старого Турктуля рухнул в коричневый поток в 1949 году. Новый город поднялся в восьми километрах от берега. Но Амударья двинулась и к нему за несколько лет преодолела пять километров. Что это, рок над Турткулем? Или очередную беду уже можно предотвратить?

Собственно, размыв берегов, смена русла в низовьях Амударьи — процесс естественный. Если сравнивать эту реку с живым организмом, можно сказать, что дейгиш органически входит в ее биологию. Очень сильны колебания расходов, до двух тысяч кубометров за сутки. При уменьшении расходов дейгиш особенно интенсивен. Этот факт заинтересовал гидрологов, и они нашли ему объяснение. Вода пропитывает пористые берега, и когда уровень ее снижается, грунтовые воды устремляются к руслу, как к своеобразной дрене. Высачиваясь в русле, они подтачивают устойчивость берегов и содействуют дейгишу.

Евгений Ильич говорил, а я представляла цепь его умозаключений. Нельзя ли сделать реку более статичной? И коль повлиять на изменение расходов трудно, нельзя ли уменьшить колебания горизонтов воды? Если, скажем, сделать гидравлические карманы — залить водой большие участки, вмещающие 20—30 миллионов кубометров, можно избежать быстрого подъема или опускания горизонтов воды. Потом, гидравлические карманы — это дополнительная шероховатость, которая в данном случае, полезна. Вода, заходя в них и вращаясь в медленном круговороте, ударяется о транзитный поток и уменьшает его размывающую силу. Это и надо использовать. Когда вода борется с водой, не нужны ни бетон, ни стальной шпунт. В гидравлических карманах вода отстаивается, отдает наносы. Это клейкая глина. Ее частицы обладают повышенным сцеплением. Этот материал размывается труднее и дольше, чем грунт, из которого сложен берег.