Пахарь

В институте у меня было двойственное отношение к выездам на сбор хлопка. Эти поездки я ждала с нетерпением, но работу сборщика не любила. Наверное, потому что не умела пробиться даже в ряды середнячков. Отличница учебы, не белоручка. Но хлопок не шел в мой фартук, и все. И потом, изо дня в день, одно и то же, одно и то же. В гидравлической лаборатории к хлопку я имела самое прямое отношение, хотя ни разу не выезжала на его сбор. Огромные водохранилища Чарвакского, Токтогульского и Нурекского гидроузлов должны были вместить в себя столько воды, что ее хватит для расширения хлопкового клина на миллионы гектаров.

Здесь, в Чиройлиере, мы жили и работали для хлопка. Все построенные нами совхозы специализировались на возделывании хлопчатника, и только одно хозяйство выращивало для целинников овощи и фрукты. Лотковые оросители, закрытый трубчатый дренаж и дренаж вертикальный, совхозные поселки — все это создавалось для увеличения сборов хлопка. Занимаясь каждый своим делом, мы всегда знали, что с хлопком, каковы виды на урожай. Дожди, корка, низкие температуры после появления всходов, корневая гниль, наконец, вилт, тяжелейшая вирусная болезнь хлопчатника — мы знали, какой вред может нанести каждая из этих бед и что надо предпринять, чтобы, как говорится, погода была погодой, а работа шла своим чередом и приносила нам то, что заложено в наших планах.

Нынешний год был тяжелым для хлопкоробов. За дождливой, затяжной весной пришло прохладное лето. Хлопчатник опаздывал в развитии на три недели. Даже в сентябре еще шло интенсивное накопление урожая. Жаркий сентябрь несколько поправил дело. И теперь было важно, чтобы осень не принесла сюрпризов в виде обложных дождей и раннего снега, тормозящих страду и снижающих качество волокна. Но пока ярко светило солнце и белое поле звало всех, кто был в состоянии надеть фартук. И команда прозвучала: «В воскресенье — на хлопок!»

Республика сосредоточивала свои силы на хлопковом поле. Многокилометровые колонны автобусов привезли в целинные хозяйства десятки тысяч студентов. Приостановилась учеба в сельских школах. Не имели права остаться в стороне и строители Чиройлиера. Можно сказать: «Ну, а где же хваленые хлопкоуборочные машины?» Их вклад в уборочную был заметным, на целине из их бункеров выгружалась половина, а то и две трети заготавливаемого сырца. Но и треть, оставшаяся на долю человеческих рук, тоже немало, если учесть, что коробочка хлопка весит всего три грамма. Кроме того, машины требовали особенно тщательной подготовки плантаций. Много еще было причин, мешающих убирать урожай только машинами. Мы стремились к тому, чтобы к хлопковой коробочке не прикасалась рука человека. Чтобы не было ни ручного сбора, ни ручного подбора за машинами. Но время это еще не пришло, машины нуждались в совершенствовании, качество хлопка ручного сбора оставалось много выше.

На поле, которое нам выделили в совхозе «Фархад», первый сбор уже провели. Но за последние жаркие дни раскрылось много коробочек среднего яруса. Это был хороший хлопок, и, чтобы его вырастить, людям пришлось отменно потрудиться. Вот и наша голодностепская земля, отягченная солями, веками не знавшая плуга и удобрений, оказалась способной на щедрую отдачу. Приложение труда, науки и капитала неуклонно повышали ее урожайную силу. Здесь мы научились самые трудные земли освобождать от избытка солей, возвращать им плодородие, а потом повышать и повышать его. Но сделаешь что-то не так, и соль мгновенно и яростно наказывает за оплошности, халатность, равнодушие. Это коварный и сильный противник.

Разобрали фартуки. Повар в белом колпаке уже хлопотал у огромного котла. Я взяла с собой Петю и Кирилла. Дима отдал необходимые распоряжения, касающиеся распорядка дня, и в заключение объявил:

— Сегодня я — обыкновенный сборщик, и по вопросам продолжительности перекуров вы, дорогие друзья, обращайтесь к своей совести. Лично я на таком поле обязуюсь собрать семьдесят килограммов. Думаю, этого будет достаточно, чтобы войти в первую сотню лучших сборщиков нашего производственного треста. — Он встал справа от меня, прицелился к грядкам, за собой закрепил две, выделил по одной сыновьям и объявил: — Посмотрим, на что способна семья Голубевых! Посмотрим, есть ли в ней белоручки! — Нагнулся, и его большие руки стали проворно обшаривать кусты. Его ладонь вмещала более десяти коробочек, плотно спрессованных. Он отправлял в фартук целый ком ваты, освобождая ладонь, и быстро заполнял ее снова.

Я залюбовалась. Дима очень легко схватывал суть любого физического труда, умел и плотничать, и штукатурить, и красить, и машину водил в свое удовольствие, не хуже шофера.

Сыновья устремились за ним вдогонку, но где там, где там! Я тоже была далеко не так проворна. Первые два фартука я заполнила легко, а потом заболела спина, и я села на корточки. Не помогло. Первоначальное ощущение легкости уже не возвращалось.

— Давай-давай! — время от времени восклицал Дима, оборачиваясь к нам, безнадежно отставшим. — Завтра все это богатство может попасть под дождь. Поднажмем, гвардейцы!