Пакс

— Да. И я в конце концов вспомнила. Я вспомнила, что мне когда-то рассказывала бабушка: как однажды я попробовала бутерброд с арахисовым маслом, а потом требовала себе по такому же бутерброду каждый день. И я поднялась с пола и взяла с полки арахисовое масло и хлеб. Загрузила целую тележку арахисовым маслом и хлебом. Потому что я уже решила: не вернусь в магазин, пока не узнаю про себя что-то ещё — что ещё я любила есть. А это могло произойти очень нескоро. — Она выложила на тарелку мясо, добавила ложку яблочного пюре и принесла ему тарелку вместе с белым кувшинчиком кленового сиропа: — Ешь.

Питер залил всю тарелку сиропом и приступил к делу. Кукурузные крупинки чуть похрустывали на зубах. Мясо было нежное, солоноватое, сироп сладкий. Питер в жизни не ел ничего вкуснее.

— И как оно произошло? — спросил он, умяв полтарелки. — Скоро или нескоро?

Вола нажала пальцем на твердеющий гипс.

— Уже почти. Но терпи, не шевелись пока. — Она вернулась к плите, и отрезала ещё шмат окорока, и вылила на сковородку ещё три половника. — Нескоро. Мне тогда объяснили, что это называется ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство, вызванное участием в военных действиях. И они были правы в том, что я была больна. Но я-то знала, что дело не в войне, не только в войне. А в том, что на войне я забыла всё, что я знала о себе самой, все мои истины. Посттравматическое стрессовое забывательное-о-себе расстройство, вот что у меня было.

Мой дедушка в то время был уже в лечебнице для престарелых, он умирал. Я поехала к нему домой — когда-то это был и мой дом, я в детстве несколько лет жила у бабушки с дедушкой, — там надо было прибраться.

Был конец лета. Сад стоял весь заросший, неухоженный, но на ветках ещё осталось несколько персиков. И тут опять кое-что случилось, мне второй раз повезло — второй раз после арахисового масла. Потому что я вдруг вспомнила: боже, как же я любила эти персики! Ради этих персиков я тайком выбиралась ночью из дому, срывала их в темноте, а потом падала прямо в траву под деревьями и лежала там, а кругом вспыхивали светляки, звенели кузнечики, на животе у меня громоздилась гора персиков, и я их ела, ела, и сок тёк мне в уши.

Я это так ясно вспомнила: и запах, и вкус, и все звуки. Но я совершенно не понимала, как, каким образом вот та девочка могла оказаться тем же самым человеком, который надел форму, взял винтовку и делал то, что делала я на войне. Тогда я дотянулась до ветки, сорвала персик, легла на траву, откусила и… это произошло. Я получила ещё частичку истинного знания о самой себе.

Она подошла со сковородкой и сгрузила на пустую тарелку Питера ещё три лепёшки и кусок жареного мяса.

— Хватит, — сказал Питер.

— Хватит? Но это и так уже конец истории.

— Я хотел сказать, хватит еды, больше не надо готовить. Спасибо! — Питер опять пожалел, что под столом нет его лиса, и опять подумал: а Пакс голоден. Но потом откуда-то вдруг появилось странное ощущение, что нет — во всяком случае, сегодня, сейчас, у Пакса в брюхе не пусто. — И что дальше? Вы выздоровели?

Вола отнесла сковородку в раковину, вернулась к столу и села напротив.

— Что человек любит есть? Это мелочь, деталь. Но я потерялась, и мне нужно было выяснить всё о себе, все свои истины. От маленьких до самых больших: во что я верю внутри, в своём сердце?

Питеру показалось, что он знает.

— Раньше — в войну. А теперь вы против войны, да?

Вола сложила ладони вместе, кончики пальцев под подбородком.

— Это сложно. Вопрос «кто я?» и нужен для того, чтобы сказать об этом правду. О цене, которую надо заплатить. Люди должны говорить правду о том, сколько стоит война. У меня ушло много времени на то, чтобы это понять. — Она откинулась на спинку стула. — И это было только начало. А мне надо было узнавать заново всё, что для меня истинно, а что ложно. Но никак не получалось — кругом было шумно, громко, я не слышала саму себя. Тогда я переехала в дедушкин дом. Решила пожить там до тех пор, пока опять не пойму, кто я.

Питер посмотрел на банку с персиками на верхней полке, вспомнил цветущие деревья в саду.

— И вы всё ещё здесь, — сказал он. — Это же и есть тот дом, да?

Глава 15

Солнце горело сквозь утренний туман. Два лиса двигались час, потом ещё час, но Серый шёл медленно, часто отдыхал, из-за этого они ещё только приближались к днищу долины. Пакс старался не отбегать от старого лиса, почтительно трусил рядом, но иногда он вдруг срывался с места и, ликуя, летел на полной скорости несколько восхитительных минут, чтобы, описав широкий круг по траве, вернуться на своё место.

Раньше он никогда не бегал по-настоящему, мог разве что пронестись из конца в конец двора или обежать свою загородку. Но сегодняшний бег — это было совсем другое: упругие овальные лапы, уже зажившие, несли его, едва касаясь земли, он всё набирал и набирал скорость, и кругом были луга.