Пакс

Около часа они брели по солнечному лесу. Серый шёл тяжело. Пакс не обгонял его, сдерживался, рад был уже тому, что они хоть как-то движутся. Но когда на голые ветки ореха пекана опустилась стая ворон, Серый вернулся по своим следам назад, сел под деревом и навострил уши, вслушиваясь в перекрикивание наверху.

Пакс ждал, хотя терпения почти не осталось. Старый лис тявкнул — позвал его. Война идёт.

Откуда ты знаешь?

Вороны. Слушай.

Пакс задрал голову. Прилетели ещё несколько ворон, с карканьем спланировали на нижние ветки, но тут же снова замахали крыльями и, кружась, взлетели выше — маленький смерч беды. Они удручены.

Вороны хохлились, топорщили перья, вертели головами и каркали. От их выкриков Паксу стало не по себе. Нарушился порядок.

Он стал слушать, сосредоточился. И то, что он уловил, встревожило его. Он понял это так: воздух задыхается от смерти. Огонь и дым. Кровь течёт по земле. Кровь стекает в реку, река краснеет от крови. Всё гибнет. Древесные волокна внутри стволов, облака, даже воздух, всё.

Да. Война. Где?

Пакс снова сосредоточился, настроился. На западе. Далеко, но уже ближе. Больные войной движутся с юга. Маленькая группка. Они идут ей навстречу.

С юга.

Пока Серый поднимался на ноги, Пакс метался, не мог стоять на месте. Он снова говорил, что пойдёт один, предлагал Серому вернуться домой, старый лис снова отказался. И они пошли дальше вместе, но по-прежнему двигались медленнее, чем хотелось Паксу. Останавливались только затем, чтобы подкрепиться ягодами или личинками, и Пакс всякий раз пытался уловить в воздухе хотя бы след запаха своего мальчика, хотя бы отзвук его голоса. Не было ни того, ни другого.

Пакс поднял морду и залаял. Лаял долго, на одной ноте.

Он так давно не видел своего мальчика. Раньше они расставались лишь на полдня. Часто Питер уходил утром, а Пакс бегал взад-вперёд по своей загородке, тревога его росла, и только когда во второй половине дня Питер возвращался, пахнущий другими человеческими детёнышами и странным дыханием большого жёлтого автобуса, привозившего его домой, и когда Пакс убеждался, что с его мальчиком всё в порядке, нет ни ран, ни ушибов, — только после этого он успокаивался и мог играть.

Утро прошло, был уже день. Пакс снова залаял, на этот раз ему потерянно вторил Серый. Но, когда Пакс собрался вернуться на тропу и бежать дальше, старый лис дрогнул.

Пакс и сам видел, что Серому нужен отдых, он ведь ранен. И Пакс повёл старого лиса к большой сосне, где были тень, прохлада и мох. Серый уложил морду на лапы и уснул даже раньше, чем Пакс закончил вылизывать его рану.

Охраняя его сон, Пакс грезил о том, как он находит своего мальчика и как они вместе делают то, что любят больше всего: бегают и кувыркаются, играют в охоту, обследуют заросший травой двор и край леса за ним. И как его мальчик вознаграждает своего лиса: как радостно улыбается; как почёсывает его шею, и пальцы пробираются сквозь шерсть уверенно и твёрдо, ровно как надо. Потом лис вспоминал, как мирно он лежал у ног своего мальчика, когда в комнате горел огонь.

От этих мыслей Пакс успокоился и задремал. Теперь ему чудилось, как Питер водит костяшками пальцев по его спине между лопатками, и кожа на спине ездит туда-сюда — у Пакса даже шерсть взъерошилась, так ясно он себе это представлял. Но тут лёгкий ветерок, всё время менявший направление, донёс до него запах, от которого дрёма тотчас слетела.

Мясо. Жареное мясо. Его люди иногда разводили во дворе огонь и готовили такое же. Мальчик скармливал своему лису кусочки, они сочились жиром. Пакс потом по нескольку дней рылся в золе, проверял, не осталась ли случайно хоть крошка, хоть косточка — пусть обгорелая, но всё равно драгоценная.

Пакс вскочил на лапы и глубже втянул в себя воздух. Да, жареное мясо. Он толкнул носом спящего Серого. Люди близко.

Отдых вернул Серому силы, и два лиса теперь бежали спокойным размашистым шагом. Но наконец Пакс не выдержал и вырвался вперёд. За те несколько голодных дней весь жир, какой в нём был, сгорел, тело стало лёгким, узким. Он бежал, как и должны бегать лисы — от скорости рябь пробегала по его меху. Радость этого бега, беспокойство о ночлеге, надежда на встречу с мальчиком — всё это превращало Пакса в другое существо, неподвластное силе тяжести, в жидкий огонь меж древесных стволов. Пакс готов был бежать так не останавливаясь, всегда.

Но лес внезапно кончился, впереди лежала широкая река. За рекой было открытое пространство — поле, сначала оно было ровное, потом поднималось круто вверх, и там, наверху, высились толстые крошащиеся стены. В сумерках был хорошо виден горевший возле стены костёр, с десяток людей расселись вокруг костра и ели. В стороне от развалин стояли палатки и несколько больших машин.