Третий вопрос Гитлера касался «дел в России вообще», особенно положения в Красной Армии, ее морального состояния. Отвечая, Хильгер подробно рассказал о новом патриотизме советского общества, о вновь пробудившейся силе, боевом духе и оборонительной мощи Красной Армии, о чем германское посольство в Москве писало уже в течение ряда лет. Он подчеркнул, что революционное Советское государство Ленина перешло на позиции прагматической и реальной политики Сталина и неоднократно намекнул на структурное сходство обеих тоталитарных систем. Как видно, для Гитлера все это было новостью, и он «внимательно слушал». Затем он внезапно попрощался с гостями, не сказав ни слова о том, как представляет себе будущие отношения между Германией и СССР.
Доклад Хильгера произвел на Гитлера сильное впечатление. С точки зрения длительной перспективы он дал обратные результаты. Эту опасность хорошо осознавали в германском посольстве в Москве. После ухода Хильгера фюрер выразил неудовольствие его описанием мощи Красной Армии и заметил, что если Хильгер стал жертвой русской пропаганды, то его сообщение о положении в России ценности не представляет. А если он прав, то нельзя «терять ни минуты и следует предупредить дальнейшее укрепление Советской державы»[612]
.Пока же Гитлер ухватился за высказанную Хильгером мысль о том, что Сталин может пойти на урегулирование отношений. Ведь в изображении Хильгера Сталин предстал готовым к переговорам, в чем-то понятным по манере поведения человеком. Гитлер был уверен, что Сталин согласится. В тот же день, 10 мая, он продиктовал инструкции для экономической войны и защиты собственной промышленности. Они стали экономическим и «внутриполитическим дополнением к директиве от 11 апреля по плану "Вайс"»[613]
.После того как преисполненный новым оптимизмом Гитлер 14 мая 1939 г. отправился в шестидневную инспекционную поездку по «западному валу» — по непреодолимому, как он считал, для Франции и Англии «валу из стали и железа», — министр иностранных дел принял (предположительно в понедельник, 15 мая, или во вторник, 16 мая) на Вильгельмштрассе[614]
посла Шуленбурга. Первое с момента возникновения «третьего рейха» важное указание германскому послу в Москве было дано по поручению Гитлера имперским министром иностранных делВ свою очередь Шуленбург спросил, какое воздействие должен оказать на проходящие англо-советские переговоры такого рода зондаж[616]
. Риббентроп ответил, «что германское правительство не волнует перспектива заключения договора между Великобританией и Советским Союзом, так как оно уверено, что Англия и Франция не склонны оказывать какому-либо государству Восточной Европы щедрую и серьезную военную помощь». Этот ответ не убедил посла. Как стало известно послу США в Москве от ближайшего окружения Шуленбурга после его возвращения, «несмотря на то что Риббентроп это и отрицал, тем не менее существует мнение, что цель сближения в известной мере связана с советско-английскими переговорами».Это было первое прямое предостережение посольства западным державам относительно стремления Гитлера с помощью предложения Сталину воспрепятствовать заключению англо-советского соглашения. В отношении Польши указания содержали в скрытой форме первое известное нам предложение СССР к участию в разделе польских земель. Оно гласило: «В случае конфликта с Польшей Германия не намерена оккупировать
И вновь личный референт посла Херварт сообщил в посольство США: «Данные послу указания носят общий характер и не могут рассматриваться как определенные германские предложения Союзу Советских Социалистических Республик, а лишь как возможный первый шаг в этом направлении. Дальнейшее развитие будет в данном направлении зависеть от той реакции, с которой столкнется посол в ходе бесед».